“Быстро. Сюда!” — торопил его я.
Хорошо, что он не успел отойти далеко. Двигаясь размашистым шагом, Денисов поравнялся со своим преследователем. Тот выждал пару секунд, обернулся и, увидев, что я вышел, отстал от нас на приличное расстояние.
Я шагнул навстречу Константину, украдкой высматривая преследователя. Но когда Денисов оказался со мной, тот потерял к нам всякий интерес и спешно удалился вглубь парка.
А вот это было занимательно…
— Не оставайся один, ясно? — велел я и потащил Денисова к главной аллее. — Ни в коем случае.
— Понял.
Даже вопросов не задал. Либо ошарашен, либо слишком хорошо соображал.
— Мужика разглядел?
— Мельком. Похож на дворника. Рожа слегка пропитая…
Значит, скорее всего, просто слежка. Хотя могли и замаскировать в целях конспирации.
— Кажется, все несколько серьезнее, чем мне казалось изначально, — хмуро сказал Денисов и ускорил шаг.
***
— Савва Ильич, разрешите войти?
Мустафин оторвался от записей и, увидев меня, жестом пригласил меня внутрь.
— Вижу, вы не особенно торопились, ваше сиятельство.
— Панихида… Нужно было посетить.
— Закрой дверь.
Я послушался — плотно, до щелчка захлопнул створки и осторожно направился к столу куратора.
— Зачем вы меня вызывали, Савва Ильич?
Мустафин взглянул на меня как на идиота. В его глазах так и читалось: “А то ты не догадываешься?”
Нет, не догадывался. Потому что вариантов теперь была масса.
— Садись, Михаил.
Едва я опустился на неудобный жесткий стул, словно предназначенный для провинившихся студентов, Мустафин захлопнул папку с документами и потянулся к ящику стола. Достав оттуда еще одну стопку бумаг, он аккуратно разложил их и выудил один документ. Мельком взглянув на него, он положил его поверх прочих. Но мне не показал.
— Итак, я понятия не имею, о чем вы договорились с ректором, но случившееся замято, — нервно стуча ручкой по столешнице, сказал он. — Полагаю, не стоит спрашивать, чего от тебя потребовали взамен?
Я пожал плечами.
— А разве это важно?
— Конкретно для меня важно лишь то, чтобы в будущем ты не повторил прошлых подвигов. Если ректор за это ручается, я удовлетворен.
Я криво улыбнулся.
— Ой ли?
— Дерзишь, Соколов.
— Прошу прощения. Но, сдается мне, ваш интерес куда сильнее, чем вы показываете.
— Помимо интереса к загадочным событиям я обладаю инстинктом самосохранения. Отрастил в Дакии в юности, — отрезал Мустафин. — Тебе тоже было бы полезно им обзавестись, если хочешь дожить до конца обучения.
— Вы вызвали меня сюда за этим? Серьезно?
Мустафин наградил меня долгим взглядом, значения которого я понять не мог. Но чувствовал, что от куратора буквально несло недоверием. Все, эта ниточка к Темной Аспиде была для меня потеряна. После рандеву с Фрейдом Мустафин перестал видеть во мне возможного помощника. Потому что догадывался — свобода не далась мне бесплатно.
— Я хочу убедиться, что ты, Соколов, правильно понимаешь сложившиеся обстоятельства. Даже если Долгоруков стал твоей феей крестной, это не отменяет твоей ответственности за нарушение дисциплины.
— Накосячил — отвечу, — пожал плечами я. — Отпираться не стану.
— Похвальное рвение. И хотя дело замяли, а наспех состряпанная легенда успокоит юные умы, ты должен понимать, что Аудиториум случившегося не забыл. И я не забыл. Это ясно?
Я кивнул.
— Конечно.
— Поэтому я глаз с тебя не спущу. Буду совать нос в каждое дело, которым ты озаботишься. Выясню все о дружках, с которыми общаешься. Сделаю…
— Савва Ильич, уверяю вас, лучше не стоит.
Не знаю, откуда во мне проснулась эта дерзкая уверенность, но сейчас я отчего-то знал, что Мустафин блефовал. Не было у него влияния. Не было возможностей перебить приказы самого ректора.
И по глазам куратора я понял, что он осознал — блеф не прокатил.
Я вздохнул и уставился на Мустафина.
— Савва Ильич, уверяю вас, что отныне у меня гораздо больше причин вести себя образцово, чем вы полагаете. Я не могу рассказать подробностей, но, скажем так, его высокопревосходительство сделал мне предложение, от которого невозможно отказаться. И теперь я обязан соблюдать интересы Аудиториума.
Куратор разочарованно вздохнул.
— Так и думал. Жаль. Значит, они нацепили на тебя ошейник.
— Или так или смерть.
— Тоже верно.
— Но это не значит, что я потерял интерес к ряду… тайн, — улыбнулся я.
— И думать об этом забудь.
Я улыбнулся еще шире. Сам не понимал, что на меня нашло. Но ощущения были такими, словно я нашел недостающий кусочек мозаики, и картинка начала складываться. Чувство пришло раньше, чем мысль, но я уже знал, как следовало поступить.
— Все, что я буду делать, я сделаю в интересах защиты Аудиториума, — сказал я. — Понимайте как хотите.
Мустафин покачал головой и взял в руки документ, что лежал сверху.
— Я больше не стану обсуждать это с тобой. Однако раз легенда кажется твоим покровителям достаточно крепкой, кто я такой, чтобы препятствовать ее реализации? — Он неприятно улыбнулся одними губами, а темные глаза оставались пронизывающе холодными. — Ознакомьтесь с приказом в отношении вас, ваше сиятельство.
Я молча принял протянутый документ и пробежался глазами по строкам.
— За грубейшее нарушение дисциплины…. Кража артефакта из Лабораториума… Дисциплинарное взыскание… Неделя в карцере? — вытаращив глаза, воскликнул я.
Куратор пожал плечами.
— Имею право. Все по уставу. И все указывает на то, что зачинщиком и главным исполнителем сей забавы были вы, Михаил Николаевич, — холодно ответил он. — Поэтому ближайшую. Неделю вы проведете в строжайшей аскезе в одиночной комнате без ментальной связи, развлечений и встреч. Надеюсь, это поспособствует скорейшему обретению вами здравого смысла.
— А что с учебой?
— Ваши проблемы, как нагонять пропущенную программу. Карцер на то и карцер.
Мелковато же ты пакостил Аудиториуму за мой счет, морда кураторская.
Я положил документ на стол.
— И когда приказ вступает в силу?
— С момента вашего ознакомления оным, — ответил Мустафин и поднял трубку старинного телефона. Набрав несколько цифр, он сказал лишь два слова, не сводя с меня глаз. — Забирайте узника.
