на высшем уровне. Снова начали завязываться диалоги по парам, пока кто-то не подкинул дровишек:
– На самом деле сейчас мы все тут такие счастливые! Мне вот в детском саду не нравилось ВСЁ! Абсолютно ВСЁ! Но что тогда можно было сделать? Ничегошеньки! А сейчас попробуй меня заставь в тазике закаляться! Нет уж, я теперь большая, добровольно в прорубь ныряю!
Эти слова очень воодушевили гостей. Но тут произошло неизбежное: собравшихся настигла мысль о собственных детях. О том, что почти у всех дети ходят в детский сад… сейчас.
Эта мысль никому не понравилась, бездетным в компании был только Гоша. Именно поэтому мысль к нему не пришла, но напряжение он почувствовал. И потому предложил выпить. Что подействовало хорошо, но с оттенком философии. Но это была обычная динамика для праздничного вечера.
Вернулись также и к Гошиному дню рождения. В частности, Ира сказала следующее:
– Дорогой наш любимый друг! Нет дома гостеприимнее твоего. К тебе хочется идти. В детском саду меня жутко смущал запах чужого дома… знаешь, когда идешь мимо открытых шкафчиков, а там запахи чужие, не свои. Вот в твоем доме пахнет хорошо. Пусть он тебе всегда будет крепостью.
Гоша дрогнул.
Разошлись все уже ночью, долго обнимались и прощались в коридоре. Кто-то так признакомился, что договаривался о новых встречах. Это стало хорошим подарком Гоше.
Спать ему не хотелось: он убирал со стола, мыл посуду, иногда наливал в бокал. Думал о Нине. Вот ей в детском саду все нравилось, она ему это сто раз говорила. И еда, и воспитатели, и друзья.
И друзья…
Гоша вспомнил, как они бежали на прогулке к заборчику: Нина с одной стороны, он – с другой. Группы разные были, общаться можно было только так. Как ему было неуютно, если Нина болела и не ходила в садик. Какой заборчик был некрасивый в такие дни, недобрый. И как здорово было, когда она возвращалась!
«А ведь я тоже болел, – подумал Гоша. – И тоже не ходил. А она там ждала меня. Не говорила ничего, но ведь ждала».
На часах было уже 04:30. Он позвонит ей в 07:00. Да-да, воскресенье. Ну, хорошо, в 09:00 позвонит. Гоша взял и снова отложил телефон. «Детский сад какой-то!» – подумал он и набрал ее номер.
Китайский ресторан
Мы ужинали в китайском ресторане. Они здорово придумали про еду в коробках. Честно сказать, я нередко заказываю эти коробки домой, когда в сотый раз смотрю одни и те же фильмы. Но мне каждый раз вкусно.
Лида опоздала, как десятки раз до этого. Я ее люблю больше всех. И побаиваюсь. Когда твоя лучшая подруга четвертый раз замужем, то почему-то в твоей семейной жизни тоже наводится смута.
Из нас троих хорошо пью только я. Оттого у меня есть и другая веселая компания. Но только в этой я могу отчаянно веселиться на трезвую голову.
Таня ест морепродукты, грациозными движениями отправляя в рот щупальца. Ей даже это к лицу. К идеально накрашенному лицу. Таня определенно самая красивая из нас.
Я за Таню спокойна во всех отношениях. А за Лиду – нет. Но она не знает об этом и тоже ест морепродукты. Абсолютно некрасиво и неграциозно. Наверное, в четвертом браке вообще не приходится стараться произвести впечатление.
Таня частенько заглядывает в мессенджер, там ее контролирует мужчина мечты – любовник с 10-летним стажем. Лида же вообще телефон дома забыла. Невообразимая свобода матери троих детей. Рожденных до четвертого брака.
На десерте заговорили о бывших. Оказалось, что сердце Лиды было однажды разбито совсем не узаконенным мужчиной…
Речь ее громкая, настойчивая. Нас слушают все соседние столы. Мы привыкли.
«Мне тогда все равно было кого любить, понимаете! После Никиты как каток переехал, поэтому на Него я даже внимания не обратила. Он вообще неприметный такой был, неуверенный в себе, что ли. Я думала, он учитель, ну там ОБЖ или истории (не спрашивайте о первоисточниках Лидиных умозаключений), а он вполне себе серьезный полковник полиции оказался. Отчасти он меня просто достал назойливостью – конфетки там, эсэмэсочки… Он женат был, мне этих проблем не хотелось ни грамма.
Ну вот вы представьте, девчонки: я в депресняке, он зануда – перспективы ноль. Казалось бы. А он не отлипает и все! Я трубку не беру, на сообщения не отвечаю, цветы в урну! А он все тихонечко так, гнет свою линию. Короче, продолжалось это довольно долго. В какой-то момент я начала скучать, если он выпадал из моего поля зрения. Как-то раз он исчез больше чем на неделю. Ни сообщений, ни конфеток с розовыми бантиками. Я напряглась. Потом опять появился, ну, конечно, это исчезновение дело свое сделало… А он, оказывается, с женой разводился! Нет, вы прикиньте, пришел как на ладони: вот я, вот мои перспективы, доходы, сердце там и все до кучи… выходи за меня.
Самое идиотское, что сначала я его не принимала всерьез, а потом не могла вам признаться, что оказалась такой дурой!
Я же переехала к нему. Я, как Герда за Каем, черт возьми, за ним ринулась. Это сумасшествие было. Он меня от себя самой забрал – видел меня насквозь. Любви было столько, что хватило бы на маленькую женскую армию.
Мы о детях говорили. Он меня купал каждый вечер. Завтрак готовил. Я в нем каждый миллиметр выучила. Мне башню сносило. Я тогда ребенком попустилась. А он детскую обустраивал, возил сына на все кружки. Я на работу забила, чуть не вылетела. А мне страшно не было. Я вообще дома хотела сидеть – его ждать.
У меня тело без него чужое было. Как масло под его руками таяло. Я все позволяла. Все… Я все хотела.
Три месяца. И все.
Он к жене вернулся. Выставил нас с Гришей в один день как нагадивших котят.
Я два года вдохнуть не могла. Рыдала прямо на улице на коленях. И в ванной своей на полу лежала выла. Он ни на одно мое сообщение не ответил.
Девочки мои… жутко как было».
Мы молчим. Немного звенит в голове от стыда, что даже не заметили, как Лида в одиночку билась.
Лида молчала, разглядывая ложечку для десерта.
Я накрыла ее ладонь своей, мне хотелось хотя бы сейчас с многолетним опозданием взять себе немного ее страданий. Наконец, Лида подняла на нас чуть покрасневшие глаза: «Девочки, прикиньте, в упор не помню, как его зовут…».
«Пам-пам».
Как говорит один мой друг.
Секрет
