семи. И Дарье было очень страшно сидеть почти целый час одной в квартире, поэтому она уходила из дома сразу после родителей. Тогда о Чибисе еще никто не догадывался, а до школы было рукой подать. Всего-то выйти из двора, перебежать через дорогу и вот ты уже на школьном дворе. Баба Надя в силу каких-то обстоятельств, над которыми Дарья никогда не задумывалась, жила в школе.
Если двигаться по широкой, обитой мрамором лестнице к гардеробу, на полпути будет еще одна лестница, спускающаяся направо. Один пролет и вот она - дверка в крошечную комнатушку бабы Нади. А если пойти еще ниже – то упрешься в железную решетчатую дверь, всегда запертую на тяжелый навесной замок. Дарья с тревогой поглядела на эту дверь и поднялась обратно – к комнатке бабы Нади.
Старушка всегда открывала дверь черного хода, когда Дарья в него колотилась. Эти утренние часы, когда школа еще темна, и до прихода первых учеников почти час, были самыми любимыми. Баба Надя, без остановки шамкая и причмокивая, видимо, вставными челюстями, вела Дарью в свое жилище. Раскладушка, маленький шкафик вроде кабинки в детском саду, школьная парта с кой-какой посудёшкой и одноконфорочная электроплитка. Вот и все богатство. Но на электроплитке Дарью уже ждала чугунная сковородка с жареной картошкой, а в пузатом чайнике прел густой листовой чай. Дарья уписывала безумно вкусную, хрустящую картошку, запивала крепким, сладким чаем и вполуха слушала неразборчивое бабинадино бормотание. Может, действительно, старушка была не в своем уме… Впрочем, Дарье тогда так не казалось. Она думала, что не может понять почти ни слова из-за проблем с речью - тех самых шамканий и причмокиваний…
При воспоминании о соленом, сдобренном чесноком и укропом вкусе жареного картофеля Дарья почувствовала волчий голод и виновато «вернулась» на лестницу. Вверх – путь обратно в гардероб, а вниз… Что там, за решеткой, Дарья не помнила. Помнила только, что однажды не нашла в гардеробе свою сменку и случайно заметила искомый бордовый полотняный мешок внизу - за этой решеткой. Всего-то спуститься, протянуть руку между прутьями…
А следом без перехода мерцающая тьма, соленая ладонь, душащая ее визг, и шепот «Только молчи, милая. Ни звука!»
Физрук! Олег Иннокентьевич, его звали… Где-то он сейчас?..
Дарья заморгала, с трудом отрывая взгляд от загипнотизировавшего ее мутного блеска бутылки. Стоп… Может ли быть такое совпадение?
Она изо всех сил постаралась вспомнить его. Молодой, щупленький, с усишками, в голубом спортивном костюме с лампасами… лица же она совершенно не помнила. Дарья вскочила из-за стола, но тут же села обратно и сдавленно хмыкнула. Неужели она действительно собралась бежать в школу посреди ночи? Навалилась тяжелая, пьяная сонливость. Надо поспать, хоть и утро точно не будет мудренее вечера. Утро… опять беготня, изматывающая паника… К матери в больницу тоже надо…
Она попыталась дотянуться душой до дочери, попробовать почувствовать, жива ли та. В книжках у матерей всегда так получается. Но Дарья плохая мать. Не сберегла семью, увезла дочь в этот дикий край, не уследила… Она попыталась хотя бы вспомнить дочкино лицо, но и это у нее не получилось, словно после машкиной пропажи прошло не три дня, а все тридцать лет.
…
Утром Дарья, борясь с похмельной тошнотой и головокружением, первым делом отправилась в школу. Ошарашенный и заспанный охранник сообщил, что Олег Иннокентьевич обычно приходит не раньше девяти.
- Могу я подождать его здесь? – спросила Дарья.
- Ждите... Может, кофе вам налить?
Охранник жалостливо глядел на нее. На нее все в поселке теперь глядели так же – с жалостливым любопытством. Дарья была уверена, что каждый пытался примерить на себя ее незавидную роль, представить, что бы сам чувствовал и делал на ее месте. И одновременно благодарил бога, что произошло это с ней, а не с ним.
- Спасибо, не нужно, - Дарья посмотрела на часы, которые показывали начало восьмого, - А можно мне пока… погулять по школе? Я сама, знаете ли, училась здесь когда-то…
Охранник пожал плечами и повел рукой, мол, пожалуйста.
Дарья огляделась. Школа была, с одной стороны та же, а с другой – совершенно другая. По мере того, как охранник в своей клетушке за стеклом поднимал рычажки рубильников, такой родной утренний полумрак озарялся трещащими под потолком лампами.
Лестница на второй этаж все там же, но подле нее ни Ленина, ни фонтанчика, ни шаткого столика, за которым сидела когда-то баба Надя, оберегая от школьных хулиганов заветную клавишу звонка, ни самой бабы Нади, ни звонка. Пол расходящихся на три стороны коридоров был когда-то с подъемами и скатами, словно повторяющими естественный ландшафт, а теперь выровнялся и сверкал свежей плиткой.
Дарья поднялась на второй этаж. В прошлый раз она почти ничего не видела перед собой, сразу ворвавшись в кабинет директора, а теперь с каким-то облегчением поняла, что и здесь все изменилось до неузнаваемости. Новые двери, новые стены, никаких деревянных полов. В актовом зале, где когда-то не было ничего, кроме деревянного же помоста и Ленина, теперь стояли ровные ряды кресел, сцена с огромным белым прямоугольником экрана, осветительное оборудование и проектор. За актовым залом, вместо Красной комнаты, теперь находился школьный музей, а под ним табличка: «Зав.музеем Лизовская Анна Геннадьевна».
«Боже…», - изумилась Дарья, шаря глазами по табличке, - «Она не только жива, но и продолжает работать?! Сколько ей тогда было? Пятьдесят? Уж точно, не меньше…».
Она вернулась в актовый зал и подошла к большому стенду, напоминающему архаичную доску почета. Там красовался весь школьный штат. Около десятка учителей, несколько методистов, два охранника и… два знакомых лица. Анна Геннадьевна и Олег Иннокентьевич.
Геннадьевна была без очков (видать, линзы), но все та же, узнаваемая, хоть и постаревшая. А вот Олег Иннокентьевич… Она долго всматривалась в его лицо, пытаясь понять, тот ли это молоденький физрук или она просто хватается за соломинку? Крупное, щекастое лицо, торчащая щеткой надо лбом густая чернявая шевелюра, пиджак и галстук на крепкой, бычьей шее. Вроде бы ничего с общего с субтильным юношей в голубом трико… Но что-то неуловимое… Или ей это только мнится?
Дарья вернулась на первый этаж, выдавила улыбку наблюдающему за ней охраннику и стала спускаться по все той же, выложенной белым мрамором лестнице. В гардероб. Сердце тут же начало скакать и сбоить. Она закрыла глаза. Вот-вот широкие мраморные
