Лодка неслась по воле ветра, и лодочник и обе женщины дрожали от страха. Через несколько дней ураган стих, и они пристали к берегу на перекате. Когда они пришли в себя и огляделись, оказалось, что они находились около Сицзина. Небо прояснилось. Госпожа вспомнила о Сучжоу, ей стало грустно, она молилась небу и вздыхала.
Лодочник сказал ей:
— Мы приплыли [в Сицзин]. Вы хотели попасть в Сучжоу, но путь туда больше тысячи ли. Даже если спешить, трудна доехать и за месяц. Заплатите мне и сойдите здесь.
Госпожа совсем пала духом. Но делать нечего, она заплатила ему и сошла на берег вместе с девушкой Ун Хян. Лодочник отчалил от берега, высоко поднял парус, и лодка подгоняемая легким ветерком, поплыла вверх по течению.
Госпожа Чин со своими скорбными мыслями была одинока, словно лист, сорванный порывом осеннего ветра. Она не знала, куда идти, и не могла побороть скорби. Госпожа и служанка совсем отчаялись, положение их было ужасным. Вскоре госпожа воскликнула:
— Супруг Ли изгнал меня, и я попала в эти места. Я осталась в живых, но зачем? Не пережить мне такого горя! Но я не могу допустить, чтобы вместе со мной погиб и ребенок. В моем чреве плоть и кровь Ли. Прежде я уповала на милость свекра и свекрови. Что мне делать теперь? О, хоть бы [небо] ниспослало благо!
Служанка и хозяйка чувствовали себя очень одинокими. Тут они заметили домик и подошли к нему. Их встретила старушка.
— Кто вы такие, — спросила она, — почему вы бродите здесь в таком отчаянии?
Ун Хян залилась слезами и обстоятельно рассказала обо всем, что с ними случилось. Старушка подивилась и проговорила со вздохом:
— К прискорбию, судьба не была к вам милостива, и вы бродите бесприютные, но в будущем [непременно] получите помощь неба.
Госпожа и хозяйка дома понравились друг другу. Хозяйка была вдовой. Она жила в постоянной нужде и потому спросила:
— Не стесню ли я [благородную] госпожу?
Госпожа, проливая слезы, почтительно ответила ей на это:
— Вы облагодетельствуете меня, если милостиво разрешите мне жить в комнатке в один кан [17]. Посмею ли я обеспокоить вас [просьбами] о еде и одежде?
Старушка сочла ее речи слишком самоуничижительными. Она убрала комнату и разрешила в ней жить. Госпожа Чин поблагодарила хозяйку за участие и осталась у нее в доме. Она дала Ун Хян яшмовое кольцо и пару шпилек-фениксов из белой яшмы. Та продала их на базаре и выручила несколько сот золотых. Они вышивали, ткали шелк, а в обмен получали то, что [им было нужно]. Хотя у них не было особых достатков, но они жили спокойно. А через пять лун госпожа Чин родила сына. Это был вылитый чхунму. Облик его был прекрасен и необычен. Не простое дитя! Госпожа и радовалась и печалилась. Она нарекла его Хёном, а второе имя выбрала Юн Сян.
Хён подрастал. Прошло пять лет. Поведения он был несравненного: когда гулял, соблюдал достоинство, когда сидел, в манерах был строг; в походке его сквозила сдержанность; ни на волос не было у него чего-нибудь дурного. Семи лет от роду он постиг уже десять тысяч вещей, и не было на свете ничего, чего бы он не знал.
Однажды Хён читал «Шицзин»[18]. Закрыв книгу, он обратился к матери:
— Издревле сын имеет родителя, я же одинок и не знаю своего отца. Отчего это?
Госпожа со слезами промолвила:
— Отец и сын привязаны друг к другу, так ведется исстари. Поэтому мне не кажутся странными твои слова и мысли. — И она рассказала ему все, что случилось.
Сын, выслушав ее, залился слезами. Долго он не [мог сказать] ни слова. Но вот, роняя слезы, он упал на колени перед матерью:
— Отец поверил клевете, и мою мать изгнали из-за коварной женщины, но прошло уже много времени с тех пор, как вы приехали сюда, может быть, он раскаялся в своем поступке? Разве не простит он [вас], если увидит своего сына? Мне уже семь лет, я не знаю отца, живу преступником среди людей, перед чужими неловко. Я позабочусь о вас и [поеду] разыщу его.
Госпожа погладила его по спине и заплакала:
— Мне ли не понять твоих мыслей? Но Сицзин и Цзиньчжоу далеко друг от друга, и женщине трудно проделать путь в несколько тысяч ли. Преодолев его, мне придется подчиниться воле твоего отца, какова бы она ни была. А куда мы с тобой денемся, если он снова прогонит нас? Лучше подождем, когда тебе исполнится пятнадцать лет. Тогда ты сам разыщешь отца и выкажешь ему свою сыновнюю почтительность, и твоя мать в один прекрасный день тоже увидится с ним.
Мальчик опечалился и заплакал так, что даже не мог говорить. С тех пор он не выходил за ворота и, проводя все время в комнате для занятий, стал изучать «Принципы человеческой природы». Но, читая [книги], он только и думал, что не довелось ему увидеть лицо отца и что не может он служить обоим родителям, как это положено сыну. Мальчик печально закрывал книгу, и слезы часто-часто капали на его столик. Госпожа Чин страдала от этого и плакала.
Время неслось стрелой. Сын уже встретил свой тринадцатый год. Ростом он был в семь чхоков[19], станом тонкий, как ива, руки его, словно крылья феникса, на светлом яшмовом лице белые зубы и алые губы — как будто небожитель сошел на землю.
Госпожа горевала, что у сына от рождения есть только мать, что он страдает оттого, что не знает отца, и растет, угнетаемый скорбными думами, а она не в силах прекратить это зло. Сын, стесняясь показаться на люди, не выходил за ворота. Старушке-хозяйке все это казалось странным, и однажды она сказала ему:
— Вы уже юноша, а все тоскуете, не показываете головы за ворота. Куда лучше предаваться сомнениям на берегу реки.
Юноша выслушал ее и со вздохом ответил:
— Ведь я преступник под небесами, мне уже больше тринадцати лет, а я не знаю своего отца. Я ничем не отличаюсь от зверей! Когда вижу людей, душа замирает от горя.
Старушку удивляло его поведение, и она то и дело вздыхала. Настал праздник седьмого дня седьмой луны[20]. Хозяйка была болезненной женщиной и ходила на купания в Чхочжон. Как-то собираясь туда, ей захотелось развеять грусть юноши, и она пригласила его пойти вместе
