долго смотрел ему вслед.
— Не обращайте внимания,— сказал Ивашин.— Он во все поверил, во все, что с ним случилось. И что слепым был, и что зрение вернулось. И не думайте, он знает, что солнце для него не закрыто.
— Солнце? — спросил я.
— Конечно, — сказал Ивашин. — Оно — его. — Ивашин показал на солнце.— Как вам объяснить? У него такой заряд, неисчерпаемый заряд солнечной энергии. Понимаете? Он ее раздает, и опять колоссальный заряд. Неисчерпаемый.
Я сказал:
— Жил в солнечных лучах. В солнечном луче. Так, а? Именно так — жил в солнечном луче. Так и назовем книгу. Жизнь в солнечном луче.— Я сжал плечо Ивашина.— Скажи еще что-нибудь,— попросил я.
— Скажу,— ответил он.— Считается, что нужно подражать каким-то необыкновенным людям, а вот мне с первой встречи с ним хотелось подражать ему, нормальному человеку. Подражать совершенно нормальному, человеку. Не странно?
— Да нет! — быстро ответил я, уже занятый своими мыслями.
Андрей Пестов вернулся в родной город глубокой ночью. Однако для него время суток уже целый год не имело значения. Для него время суток — день или ночь, утро или вечер — уже целый год не существовало: он ослеп, спасая новую воздушную машину — новый реактивный истребитель.
Родным городом его был Никополь — порт на Днепре, на половине пути из Днепропетровска в Херсон. Город пристроился на высоком берегу, на том самом месте, где когда-то запорожские казаки избрали своим гетманом Хмельницкого, и недалеко от того места, где после полтавского сражения по приказу Петра войска полковника Галагана и Яковлева разорили Запорожскую Сечь у Микитина Рога за участие в измене Мазепы.
Андрей называл свой город чудом света конечно в шутку,— но в эту шутку он вкладывал свою любовь, свою преданность городу, давшему ему жизнь.
Он возвратился в Никополь после долгой разлуки, но не пережил на вокзале волнующих минут встречи с прошлым: он не видел прошлого. Ему предстояло растянуть минуты встречи на более длинные периоды времени. Он понимал свою беспомощность, и в первые дни ни о чем не спрашивал домашних. Сидел на террасе, вскинув лицо вверх, словно смотрел в небо, в свое, на этот раз — черное, небо. О будущем он заставил себя не думать, а прошлое, как будто понимая свою бесполезность, не приходило к нему, но он его и не звал.
Однако оно должно было прийти — неизбежно. И однажды оно вернулось…
За забором кто-то звякнул цинковым бидоном. Андрей резко повернулся, но тут же откинулся на спинку кресла.
Каждую среду Андрей ходил за керосином в лавку, приткнувшуюся к старому складу, в пяти кварталах от его дома. Керосин привозили раз в неделю. С самого утра возле лавки собиралась очередь.
Андрей приходил, ставил бидон на землю, садился на него, доставал из-за пазухи книжку и читал, пока не подходила его очередь. На этот раз книжка оказалась пустяковой, и Андрей читал лениво, то и дело поглядывая по сторонам.
От Бабушкиной школы, сверху, с горы, шел Сергей Густов.
Андрей давно приметил его — видел на ринге, знал, что тот занимается в аэроклубе, встречал и в городе, возле техникума, где учился Сергей. И всегда Густов был ему интересен, как человек другого покроя.
Сергей шел с пустым бидоном тяжело, осторожно ступал на правую ногу.
Андрей обычно занимал две очереди. Отвечал:
— Тут передо мной стоял хлопец. Он пока ушел.
Как только Сергей приблизился к очереди, Андрей сказал:
— Вот наша очередь.
Тот улыбнулся, ответил:
— А я и призабыл.
Он подошел к Андрею, поставил бидон на землю, сел на кирпич, лежавший на траве.
— Нога болит? — спросил Андрей.
— Подвернул.
— Прыгал с Преображенской церкви?
— Почти. С парашютом. Неудачно приземлился. Обидно, скоро соревнования, а я выбыл из строя.
В это время к ним присоседился незнакомый парень, тоже с бидоном, стал рассказывать всякие истории, хотя его об этом никто не просил. Парень хотел поскорее купить керосин, а очередь растянулась на полквартала. Двигалась она медленно, парень все болтал и болтал. Андрею надоела его болтовня, и он сказал:
— Посмотри сюда,— и кивнул на свое колено.
На колене лежала большая кисть руки Андрея, с тяжелыми пальцами. Парень удивленно опустил плечи.
Пальцы, лежавшие на колене, сжались в увесистый кулак.
— Видишь? — спросил Андрей.— Вот так. Проваливай.
Пальцы выпрямились и тут же снова сжались в кулак. Парень покраснел и поспешно отошел в сторону.
— Ты всегда так? — спросил Сергей.
— Нет,— быстро ответил Андрей.— Деликатничал ради тебя.
Сергей покачал головой. Андрей понял: осуждающе. «Нет,— подумал он,— подожди, я тебе понравлюсь… Я хочу тебе понравиться!»
Подошла очередь. Сперва наполнили керосином бидон Сергея, потом уж бидон Андрея. Сергей положил на столик возле керосинщика деньги — ровно столько, сколько нужно было для оплаты керосина, кивнул Андрею и пошел в свою сторону.
Андрей поспешил расплатиться с продавцом, поставил бидон к его ногам, попросил:
— Я скоро вернусь. Пусть постоит.
Он догнал Сергея в сорока метрах от лавки, взялся за ручку бидона.
— Давай я донесу,— предложил Андрей.— У тебя ж нога болит.
— Ладно, сам.
— Нет, отпусти.
— Зачем?
— Не убегу.
Сергей усмехнулся.
— Спасибо,— сказал он.— Мне действительно тяжело.— Он отпустил ручку.— Меня зовут Сергеем.
— Знаю,— ответил Андрей и назвал свое имя.
Потом Сергей рассказывал Андрею о местном аэроклубе. Собственно, аэроклуба фактически не было: были старый ПО-2, четыре планера незамысловатой конструкции — два ПАИ-6 и два А-2 — и шесть парашютов. Занималось в клубе всего человек пятнадцать. Андрей иногда думал про этих немногих — когда в поле его зрения попадали парившие над городом планеры или белые зонтики парашютов. Но все это его мало занимало: другое привлекало его, и он не понимал жизни в небе.
Сергей остановился возле добротного дома.
— Здесь я живу,— сказал он.— Спасибо, что помог. Я б тащился полдня. Зайдешь? — спросил он.
Андрей отрицательно мотнул головой, ответил:
— Подожду. Ты ж выйдешь?
— Попытаюсь.
Сергей толкнул калитку и исчез за забором.
Андрей сел на выбитый из мостовой булыжник. С горы, от Бабушкиной школы, было видно вокруг далеко-далеко. Солнце, забиравшееся в зенит, проложило поперек днепровских протоков солнечную дорогу — оно как будто удесятерялось многочисленными речонками. Андрей улыбался.
Сергей появился минут через двадцать.
— Смотри,—
