Менторы аплодируют. Я борюсь с желанием закатить глаза – все-таки я рано радовалась, а он тут разошелся с речью. Скорей бы ужин. И на свежий воздух. И прокатиться по ночному городу на машине с открытым верхом, а не сидеть тут с серьезной миной.
Мистер Ривдерра разводит руки в стороны, как будто собирается обнять ими всю толпу, и вскидывает голову:
– Да начнется ритуал Семи Золотых Цепей!
На самом деле никаких цепей нет, просто красивое название. Герцен сказала, что эту метафору римляне позаимствовали у скандинавов, из их легенды о волке Фенрире, которого боги посадили на цепь, отлитую из редких ингредиентов [2]. Когда-нибудь волк разорвет цепь, проглотит солнце и тогда настанет конец света. Но это случится не скоро. А вот если хотя бы несколько дискордов разорвут Контракт и объявят людям войну, то мир погрузится во мрак еще быстрее, чем «Титаник» на дно океана.
Закончив свою пламенную, как соус табаско, речь, мистер Ривдерра зовет Карела по имени. Тот выходит к нему, становится рядом – он выше на голову и крупнее вдвое.
– Карел, – говорит мистер Ривдерра так, чтобы все слышали, – как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно, мистер Ривдерра. Лучше некуда, – отвечает Карел, сверкая идеальной улыбкой.
– Ты хорошо проводишь время? У тебя есть все, что нужно?
– Все, чего я когда-либо хотел, и даже больше.
– Согласен ли ты и дальше выполнять условия Контракта?
– А что мне мешает? – Карел смеется, бросая взгляд в мою сторону. – До тех пор, пока среди нашей породы есть красивые девушки, а сумма на моем счету похожа на телефонный номер, вы можете не задавать этот вопрос.
Мистер Ривдерра тоже смеется и довольно кивает, потом жестом приглашает Карела присесть к столу, а сам садится напротив. Карел протягивает ему левую руку, равнодушно смотрит, как на ней затягивается медицинский жгут. Одной этой рукой он мог бы свернуть шею мистеру Ривдерре, причем особо не напрягаясь. Маленькая ампула с золотистой жидкостью сверкает в отблесках свечей, а потом по тонкой игле золото перетекает Карелу в вену. Еще минута – и он, держа руку согнутой в локте, снова садится рядом со мной. В его голубых глазах светятся золотые искры. Я знаю, что совсем скоро, еще до конца вечера, они погаснут, и любуюсь – это всегда красиво, как две маленькие галактики в холодном космосе. На моих темно-карих глазах эффект получается не такой шикарный.
Потом мистер Ривдерра возвращается на свое место, и к столу начинают подходить другие менторы и их подопечные. Моя очередь наступает почти в самом конце. Очередь менторы заранее обсуждают между собой и знают наизусть, список никто не зачитывает. Я сажусь напротив Герцен, протягиваю ей левую руку. Легкие осторожные пальцы касаются моей кожи – они всегда теплые, какой бы холод ни стоял вокруг. От нее пахнет миндалем – сладкий аромат с ноткой горечи, взгляд светится мягким теплом.
– Ты готова, Сэйнн? – спрашивает она. Спрашивает только у меня, смотрит только на меня, как будто мы здесь вдвоем.
– Да, – отвечаю я, и на секунду, всего на секунду, мне хочется сорваться с места и бежать. Опрокинуть стол, и пусть пламя никому не нужных свечей отведает на вкус человеческой плоти. Но я остаюсь сидеть и, когда золотистая жидкость вливается в мою кровь, задерживаю дыхание – в этот момент всегда такое чувство, как будто я лечу вниз на очень высоких качелях. Руку, а потом и все тело заполняет приятное, успокаивающее тепло. Герцен что-то ищет на столе, а потом клеит мне на сгиб локтя не обычный пластырь скучного бежевого цвета, а детский, разрисованный цветными рожками с мороженым. Как это мило. Она всегда что-нибудь такое делает.
Кроме ощущения тепла и золотых искр в глазах во мне мало что меняется. Сердце начинает биться чуть медленнее и ровнее, цвета вокруг не такие резкие, будто на них наложили мягкий фильтр, запахи тоже становятся не такими сильными, сливаясь в один аромат большого, помпезного торжества – цветов, дорогого парфюма, паркетной мастики и еще какой-то холодной пустоты, – так пахнет опустевший зал театра после того, как огни погашены и публика разошлась по домам. Я пару раз глубоко вздыхаю, потом начинаю прикидывать, что куплю себе на ту сумму, которую мне переведут в этом месяце. Наверное, какие-нибудь гаджеты из серии «умный дом» – терпеть не могу быт и приветствую все, что его облегчает.
Вечер подходит к концу. Слава богам! Слава Дискордии, которая подарила мне мое темное сердце! С ним у меня теперь та жизнь, о которой я в детстве даже не могла мечтать.
Ведь быть почти человеком можно по-разному.
* * *
«Ты монстр, Сэйнн, – повторяла мать каждый раз, когда ее вызывали в детский сад, а потом в школу. Отец не ходил, у него всегда появлялись какие-нибудь срочные дела. – Ты не человек. Ты монстр».
Она была права. Просто ни она, ни я тогда еще об этом не знали.
В детстве я была ходячей бомбой невероятной разрушительной силы. Меня выводила из себя любая мелочь, я срывалась от одного слова или даже взгляда, брошенного в мою сторону, крушила все на своем пути, била и кусала всех, до кого только могла дотянуться. Я могла запросто наброситься на другого ребенка в саду или на прогулке в парке, разнести в щепки игрушечный домик или растерзать мягкую игрушку. Никакие уговоры и наказания не помогали – моя ярость была такой сильной, что никто не мог со мной совладать. Одногруппники пользовались этим и скоро научились делать так, чтобы я срывалась как можно быстрее. Они трогали мои волосы, прятали мои вещи, отбирали мою еду. Все это доводило меня до безумия.
Когда мне было около четырех, я ударила одного из мальчиков в группе головой об стену, так что он потерял сознание, а с потолка отвалился кусок штукатурки. После этого из садика меня выгнали, а родителям сказали, что мне нужна помощь «специалистов». Началась бесконечная череда разговоров на кожаных диванах у каких-то бородатых мужиков с дипломами в золотых рамочках и участливым, отеческим взглядом, тесты с бесформенными пятнами и странные вопросы – почти всегда одни и те же. Есть ли у меня воображаемые друзья? Не трогал ли меня какой-нибудь взрослый дядя под платьицем? Не боюсь ли я спать одна в комнате? Последний вопрос меня всегда ставил в тупик. Я не понимала, чего можно бояться, когда вокруг никого нет – эти минуты были лучшими в моей жизни.
– Сожалею, но этот случай выходит за границы моей компетенции, мефрау Мартенс, – сказал один из «специалистов» моей матери, пока я ждала в коридоре. – Мы имеем дело с ярко выраженным девиантным поведением, которое, вполне возможно, связано с психическим расстройством. Я рекомендую вам обратиться к врачу. У меня есть знакомый, я могу договориться о приеме…
Я понятия не имела, где находятся «границы компетенции» и почему мое поведение не просто плохое, а «девиантное», но упоминание врача меня насторожило. Мои родители тогда не последовали совету – как раз родилась моя сестра, поэтому им было не до меня, и я целые дни проводила одна в своей комнате, откуда меня выпускали только поесть. Это было не то чтобы очень хорошее время, но дома, по крайней мере, была только мать, занятая ребенком, а отец почти все время проводил в мастерской, так что меня оставили в покое.
