подумал я, переворачивая страницу.
— Сколько тебе заплатили? — поинтересовался следователь.
— За что мне должны были платить?
— За убийство твоего шефа.
— Мне не платили. Это была личная инициатива.
— Месть?
— Что-то вроде того.
— За что?
— Он подставил меня.
— В самом деле?
Так и было. Как раз тогда мне искалечили руку.
— Я думал, это было вчера.
— Вчера просто добавили.
— И ты решил отомстить?
— Да.
— Понятно. Хочешь кофе?
— Упаси Боже!
— Как хочешь.
Он вышел за дверь. Наверное, за своим кофейником.
Я перевернул страницу газеты в поисках другой информации.
И я нашел ее. Восемнадцать человек среди ночи оставлены на проселочной дороге в лесу, в трех километрах от шоссе. Никто из них не пострадал. Следствие по этому делу находится в тупике, так как совершенно непонятна причина их похищения.
Причина! Причина — это я.
Почему-то мне не стало легче после этой информации. Но, по крайней мере, теперь на моей совести не было жизни других людей. Людей, мне неизвестных, тихо меня ненавидящих. Или громко.
Дверь открылась.
— Добрый день, мой мальчик, — произнес хорошо знакомый голос, — я пришел за тобой.
Я поднял голову. Передо мной стоял господин Шенки. В его светлых глазах светилась ирония.
— Все закончилось, — проговорил шеф, — ты выиграл.
— Какой ценой?
— Ни одна из душ не отправилась на небеса. Тебе этого мало?
Я указал на газету.
— Это правда? Отпустили всех?
— Всех до одного.
Шенки подошел к столу.
— Тебя отпустят, — сказал он, — но взамен ты должен назвать имя. Таков уговор.
— Зачем это нужно?
— Удовлетвори любопытство человека. Он этого более чем заслуживает. Никаких магнитофонных записей. Никаких свидетельских показаний. Мы просто беседуем. Ведь так?
— Да, — следователь с сожалением вынул из магнитофона кассету и бросил ее в ящик стола.
— Оскар Иващеев, — я пожал плечами, потом добавил, — он любит, чтобы его называли господином.
— Он страдает манией величия, — кивнул Шенки, — вы не сможете никаким образом притянуть его к этой истории с автобусом. Никто не видел его. Свидетелей нет.
— За исключением этого, — следователь указал на меня.
— Я же сказал, никаких свидетельских показаний. Вы возьмете только непосредственных исполнителей. Если они заговорят — дело другое. Но Джей будет молчать.
Следователь достал пачку сигарет, вытащил из нее одну. Остальные бросил на стол. Я попытался одной рукой вытащить сигарету для себя, но не вышло. Ни слова не говоря этот, в белой рубашке, распотрошил пачку, и, прикурив еще одну, протянул мне. Я благодарно кивнул и глубоко затянулся.
— Почему вы не хотите отдать Иващеева мне? — спросил следователь.
— Я сам с ним поговорю, — отозвался Шенки, — и ему это не понравится.
— Но…
— Ничего противозаконного.
— Дело ваше.
— Джей?
— Да?
— Не хочешь сделать заявление о нанесении тебе телесных повреждений?
— Не хочу.
— Разве тебя не били? — Шенки указал на мои разбитые губы.
— Били. Для очистки совести.
— Чьей?
— Моей. Всегда легче подчиниться, когда на тебя оказывают физическое давление. Хотя бы чисто символическое.
— Это в довесок к заложникам?
— Что-то вроде этого.
— И какие были условия?
— Мне дали револьвер с тремя пулями и восемь часов времени. Я едва успел.
— Первая попытка провалилась.
— Оскар знал, что в «Белой розе» был разыгран спектакль. У него запись телефонного разговора, где мы обсуждали это.
— Откуда у него запись?
— Понятия не имею.
— Что потом?
— У меня оставался один патрон и час времени.
Я смял окурок в пепельнице. Вздохнул.
— Тогда я очень устал. Болела голова. Даже больше, чем сейчас. Я ничего не смог придумать. Поэтому просто решил повторить спектакль по тому же сценарию. И поднять вокруг этого как можно больше шума. Позвонил знакомому журналисту.
Шенки взглянул на газету, усмехнулся.
— Придется парню теперь писать, что я был убит не до конца.
— Вот и вся история. Мне она не очень понравилась. Особенно финал.
— С тобой хорошо обращались, — с упреком заметил следователь.
— Просто не люблю, когда меня запирают. Разве я не говорил, что временами со мной случаются приступы клаустрофобии?
— Ты забыл поставить нас в известность. Но на будущее учтем.
— Теперь я могу его забрать? — спросил шеф.
— Сделайте одолжение.
Там, за стенами, светило солнце. Розовое вечернее солнце. Мягкие дымчатые тени скользили по тротуарам.
Я вдохнул прохладный воздух, но не почувствовал никакого трепета. Видимо, я еще не успел должным образом возненавидеть тюрьму, чтобы в полной мере насладиться свободой.
— Джей…
— Да, сэр?
— Ты сказал там, что считаешь меня виновным в том, что тебе искалечили руку. Это правда?
— Да, сэр. Это правда. Я так считаю.
— Это хорошо. Значит, еще можешь огрызаться.
Господин Шенки направился от серых стен к неподвижно застывшей черной машине. Я двинулся следом за ним.
— Можешь отдохнуть месяц, — проговорил шеф, — потом я найду для тебя работу.
— Какую? — осторожно спросил я. — Где-нибудь в архиве с бумажками?
— Что ты имеешь против архивов?
— Слишком пыльно и душно.
— Проветришь.
— Там подвал!
— Там есть вентиляция.
— Сэр!
— В чем дело?
— Я хочу работать как прежде.
— Как же твоя рука?
— Через месяц я и не вспомню об этой чертовой повязке.
— Ты с ней неплохо смотришься. Не торопись.
Желтый кленовый лист, медленно кружась, упал к нашим ногам. Шенки поддел его носком ботинка.
— Хорошо, — наконец сказал он, — если за время отпуска не передумаешь, все будет как прежде.
— Вряд ли я передумаю.
— В таком случае жду через месяц. Сегодня тридцать первое августа. Значит первого октября, в девять утра в моем кабинете.
— Да, шеф!
Шенки мягко улыбнулся, сел в машину и захлопнул дверь. Заурчал мотор, и машина плавно тронулась с места, оставив после себя маленький вихрь из опавших листьев.
Тридцать первое августа. Последний день лета. Впереди нас ждет осень.
Светлая осень.
Золотая осень.
Я поправил перевязь, на которой висела рука, и не спеша отправился искать ближайшую станцию метро.
Март. Сказка
Март знал, что дождь будет. С обеда ветер был насыщен влагой. Ближе к вечеру на горизонте начали громоздиться тучи, утопив солнце в багровом и темно-синем.
Уже тогда нужно было искать приют на ночь. И он подумал, что успеет до дождя добраться до придорожного трактира с забавным названием «Мерлин смотрит на тебя». Да и пусть смотрит, лишь бы крыша над головой была.
Первые крупные капли начали падать с небес, когда он был близко. В сполохах молний можно было различить крышу и забор. Март пришпорил Ветерка, но все равно не успел. Когда до спасительного крова оставалось буквально несколько шагов, дождь хлынул стеной, мгновенно до костей промочив и всадника и
