раз увидели расстрелянный «Бульдог», и на меня нахлынули воспоминания.
Я сидел за рычагами, Ясмин — за приборами. Наш вездеход мчался по укатанной снежной дороге, словно по шоссе. Зимой нет ни грязи, ни слякоти, и местные маршруты становятся более проходимыми, нежели в межсезонье или даже летом. Впрочем, смотря, какая зима…
— Это здесь произошло, — сказал я, заметив в стороне знакомые очертания полугрузового «Бульдога». — Здесь на нас напали осенью. Тогда мой друг погиб.
— Угу, — буркнула Ясмин, на миг оторвавшись от локатора и посмотрев на машину. — Понятно.
Она была, как всегда, немногословна, но я уже перестал этому удивляться. Думал, после нашей последней совместной поездки, когда мы с Ясмин оказались, наконец, наедине и потрахались от нечего делать, девушка будет больше расположена к общению, откроет, так сказать, душу, но этого не произошло. Ясмин оставалась такой же сухой и нелюдимой, как и прежде.
— Как, кстати, на работе дела? — спросил я. — Чем сейчас занимаешься?
— Это, вообще-то служебная тайна, — ответила Ясмин.
— Да брось. Какая, к чёртям, тайна? Мне Марина уже сказала, что ты торчишь на энергоразведыватьельной станции. Поэтому можешь не секретничать. Я же и сам сотрудник, как и ты, забыла?
— Да ничего особенного я не делаю. Просто собираю данные и передаю на нашу базу. Это всё. А раньше помогала Марине следить за оборудованием в красной зоне: меняла батареи в дронах, проверяла ретрансляторы, ну и так, кое-что по мелочи.
— И как тебе на новом месте? Больше нравится?
— Не знаю. Сидишь целыми днями на одном месте, пялишься в экран. Скучно.
— То есть, бегать целыми днями по пустыне было веселее?
— Не то, чтобы очень, но… не знаю. Мне больше нравится драться с иными.
— Ясно, — проговорил я, и мы опять замолчали.
Спустя минут десять мне такая гнетущая тишина наскучила.
— Чем ещё в жизни занимаешься, кроме работы? — спросил я. — Есть какое-нибудь хобби или увлечение?
— А тебе зачем? — с искренним непониманием проговорила Ясмин.
— Просто хочу поближе тебя узнать. Или это тоже служебная тайна?
— Всё, что касается жизни сотрудников и агентов — служебная тайна.
— Надо же. Твоя личная жизнь засекречена даже от коллег?
— Я ничем не занимаюсь, кроме работы. Служу, исполняю свои обязанности, готовлюсь отправиться в червоточину. Чем мне ещё заниматься? — произнесла Ясмин с неким раздражением.
— И ты ничего не хочешь? Только пойти в червоточину?
— Даже не знаю… — Ясмин задумалась. — У меня есть миссия, есть работа, мне больше ничего не надо. И да, я очень хочу попасть в бета-мир. Надо успеть повысить уровень, пока не открылась червоточина. А то потом опять ждать полгода или год.
— А я вот, например, подумываю дело своё завести, открыть какое-нибудь предприятие, — поделился я.
— Зачем?
— Сам не знаю. Деньги зарабатывать.
— У нас нормально платят.
— Если есть возможность заработать больше, зачем её упускать?
— Пройдёт.
— В смысле?
— Я говорю, пройдёт. Все хотят заработать побольше, а потом понимают, что это ненужно.
— Да, Марина говорила. Лет через пятьдесят такой жизни не хочется больше ничего.
— Ага, вроде того.
Мне было интересно, неужели через пятьдесят лет действительно потеряю вкус к жизни? Когда я видел старших членов рода, с которыми часто пересекался на всевозможных приёмах и званых ужинах, мне казалось, что эти люди, несмотря на свой возраст, полны воли к жизни. Совсем другое дело — агенты. Со слов Марины складывалось впечатление, что они все — усталые, замученные и ничего не хотят, кроме как сдохнуть в очередной червоточине.
Или взять хотя бы Ясмин. Ну не может так рассуждать девчонка двадцати лет. У них обычно совсем другие вещи на уме — по крайней мере, у тех, с кем мне доводилось близко общаться. Возможно, причиной этого были иные в наших головах? Из-за них, например, притуплялся инстинкт самосохранения. Кто знает, как ещё они влияют на человеческую психику?
— А я, наверное, всё равно наследство скоро получу, — сказал я.
— Поздравляю, — равнодушно буркнула Ясмин.
— А замуж не хочешь выйти? — продолжил я разговор после короткой паузы.
— Замуж? — Ясмин фыркнул. — За кого? За тебя, что ли?
— Э, погоди минуточку! А чем это я так плох, что ты меня сразу отшиваешь?
— Да ничем. Просто мне не нужно.
— На самом деле, я не себя имею ввиду, а вообще, в целом. Девчонки же обычно хотят замуж выйти, детей нарожать и прочее.
Ясмин промолчала.
— Меня этой сранью с детства пичкают, — проговорила она с недовольством в голосе, спустя минут пять.
— Какой сранью? — не понял я.
— Традиции у них, видите ли, — продолжала Ясмин, не обращая внимания на мой вопрос. — Чтобы я под сорокалетнего урода легла, обмоталась паранджой и дома сидела, пока не состарюсь. В печёнках вся эта срань сидит и все эти родственничик. Хотела на хер их послать… не успела. Вот так вот у нас устроено, если ты не знал. Поэтому нет, не хочу я себе такого «счастья».
Ясмин говорила искренне — наверное, впервые за всё время нашего знакомства.
— Да, я тебя понимаю, — сказал я.
— Как ты меня можешь понять, если ты не бабой родился? — Ясмин с упрёком покосилась на меня.
— Какая разница? Я же тебе говорил, как у нас заведено. Шагу не ступишь без указа родителей. А родители смотрят в рот главе рода, потому что все на него работают, и как он скажет, так и делают. Бывает, разрешают идти в вольные охотники, но это редко.
— То есть, ты жалуешься, что вам, аристократам херовым, дают превосходное образование и устраивают работать в крупные компании? Жалуешься, что у вас есть всё, о чём простой человек может только мечтать?
— Ага, похоже на то, — рассмеялся я.
Ясмин фыркнула и опять защёлкала кнопками фрагментатора, изучая местность вокруг нас.
— На самом деле, мне на что жаловаться, — сказал я. — В конце концов, моя жизнь сложилась совсем иначе.
— Я посмотрю на тебя, когда ты год побегаешь по пустыне, меняя батареи в дронах.
— А это что, так трудно?
— Как тебе сказать. Таким белоручкам, как ты, наверное, трудно.
— Это я-то белоручка! Да иди ты, — рассмеялся я. — Я полтора года учусь в спецшколе. Чем только не занимался. Даже машины разгружал, правда, с помощью телекинеза… но всё равно разгружал. Поэтому на моё происхождение не смотри. Или ты до сих пор думаешь, что я — избалованный княжеский отпрыск?
— Не знаю. Похож, — как всегда, коротко ответила Ясмин.
Зимняя дорога была ровная, укатанная, вездеход гнал по ней, как по асфальту. А вот когда пришло время сворачивать к Новоегорьевскому лесу, начались проблемы. После нас с Мариной здесь никто не ездил, и единственную колею занесло снегом так, что теперь её было не найти.
Я приблизительно представлял, где именно надо повернуть,
