— Имя — это часть личности человека. Зная имя, настоящее имя мага, можно причинить ему массу неприятностей. Поэтому все наши ученики носят прозвища.
— Все равно не понимаю! У них же есть родные, друзья…
— Это у тех, кто родился в нашем мире, и им это не страшно. Они могут оставить свои настоящие имена. Они с самого рождения умеют защитить себя от такого воздействия. Для них это так же естественно, как дышать или видеть. А те, кто пришел к нам из другого мира, ничего не умеют. Они становятся, слишком уязвимы. И пока они учатся у нас, они получают прозвища. Не возражаешь?
Я не возражала. Все равно мне мое имя никогда не нравилось. И потом, ужасно несправедливо, что родители сами выбирают имена для своих детей, даже не советуясь с ними. Лучше бы дети сами выбирали себе имена в восемнадцать лет, а до того носили детские прозвища. Меня никогда не назвали бы Юлией, тем более Лелей, если бы знали, какой я вырасту. Скорее Наташей или Александрой. Вот только…
— А почему я не могу выбрать себе прозвище прямо сейчас?
— Мы так никогда не делаем. Прозвище дается только после поступления в наш Универ. Какой смысл мучиться, если ты еще и не поступишь?
— Логично, — признала я. Я-то обязательно поступлю! Это как дважды два! — Больше вопросов нет.
— Тогда пошли, — скомандовал Бреме Теодорус, тяжело поднимаясь из кресла.
Я попрощалась с Ведуном и отправилась по следам учителя Теодоруса. Да, чтобы не заблудиться в этом Универе, нужны компас и карта. И стрЁлки с указателями. Мы спускались вниз, потом опять поднимались, сворачивали то вправо, то влево, я пыталась запомнить дорогу, сбилась со счета на семнадцатом повороте и бросила это бесполезное занятие. Наконец мы остановились перед дверью, из-под которой пробивался слабый свет. Колдун постучал, и дверь мгновенно распахнулась.
— У вас осталась свободная койка? К вам новенькая. До свидания.
Вот так, коротко и ясно. И смотался, прежде чем обитательница комнаты успела хотя бы рот открыть.
— Привет, — сказала я, все так же стоя на пороге.
— Привет. Проходи.
Я с удовольствием оглядела комнату. Да, что-то подобное и надо устраивать в общежитиях. Маленькая
комнатка была рассчитана на двоих. Две кровати, по обе стороны от окна, между кроватями две тумбочки, с одной стороны от двери стоят платяной шкаф и письменный стол с тремя стульями, с другой — платяной шкаф и что-то вроде холодильника. Пол сделан из толстых досок и тщательно отполирован. Но ковриков нет. На одной из кроватей лежит подушка и толстое одеяло, на второй — только матрас в веселенькую красную полоску. Совсем как американский флаг, только звездочек не хватает. Я прицельно запустила рюкзак под кровать, а сама бухнулась на матрас.
— Ты тоже собираешься поступать? — спросила соседка.
— Конечно! А ты на какой факультет поступаешь?
— Это неизвестно до самого последнего момента.
Кажется, девушка знала больше, чем я. Надо было это исправить.
— Это как? Объясни?
— Ну, так. Завтра в полдень мы все выйдем на поле собраний, и нам начнут называть факультеты. Когда ты услышишь то, что нужно тебе, к чему у тебя сердце лежит, ты выходишь вперед, и дотрагиваешься до Определяющего Камня. Если он засветится, то есть подтвердит твой выбор, ты принята. Если же нет — тебя отправят назад. А почему ты так поздно? Все прошли через Ворота уже три-четыре часа назад.
— А я только сейчас. Я ведь здесь чисто случайно. Увидела Ворота в лесу, заинтересовалась и прыгнула. А ты?
Глаза у моей собеседницы были по копейке, а теперь стали по рублю и полезли из орбит.
— Ты это всерьез? Но это ведь бывает крайне редко!
Я передернула плечами.
— Ничего не поделаешь, я всегда была, что называется, не пришей кобыле хвост. Отовсюду вылезала, и никуда не хотела залазить. Скажи, а ты давно знаешь о существовании этого мира?
— Давно. С детства. Но через Ворота смогла пройти только сейчас. — И видя мое недоумение, пояснила. — Мои родители — колдуны. Они лечат людей, и часто говорили мне, что я унаследовала их дар. И я тоже хочу лечить людей!
— Ты — или твои родители?
— Конечно я!
Я пожала плечами. Лично меня целительство не привлекало ни в каких видах. Хватало уроков анатомии.
— А где ты жила в том мире?
— В Новосибирске. А ты?
— На волчьей родине.
— В городе, в котором есть две улицы прямые, и фонари и мостовые…
— Там два трактира есть, один — Московский, а другой — Берлин. — Подхватила я.
— А у вас там еще волки остались, в Тамбовских лесах?
— Черт их знает. Во всяком случае, я с ними не встречалась.
— А с кем встречалась?
— С кабаном. — Я покраснела и фыркнула. — После этой встречи, наш лес, небось, все кабаны стали за версту обходить!
— Это как? Расскажи, а?
— Да чего тут рассказывать! Мы тогда летом отдыхали на турбазе. И пошли в лес за черникой. Идти за десять километров, если не за пятнадцать. Я, мама, и еще трое ее подруг. Дошли, сидим, собираем ягоду — вдруг кто-то топает в кустах. И одна из маминых подруг, истеричка, каких свет не видывал, говорит:
— Ой, мамочки, это похоже кабан!
А кто-то в кустах топает. Я, правда, не знаю, кто там был. Может кабан, может грибник, но истерика-то вещь заразная! Эта идиотка послушала еще несколько минут, а потом как заверещит на весь лес:
— Каба-а-а-ан!!! Карау-у-у-ул!!! Спаси-и-и-ите!!!
Да как ломанется в лес! Хорошо хоть в противоположную сторону от кабана. Мы, естественно за ней, она ж в лесу не ориентируется, заблудится, ищи эту дуру потом! Вещи похватали, и помчались на третьей космической. Кто орет: «Стой, ненормальная!», кто верещит: «Помогите, кабан!». Но весело всем. Мы бы ее остановили метров через двести, но тут, по закону подлости, ее вынесло еще на группу ягодников, человек в десять. Она верещит, а они, как услышали, ЧТО она верещит, так за ней и помчались. Подумали, что ее кабан сожрать хочет, или нас за кабана приняли. И тоже орут на весь окрестный лес: «Спасите-помогите, нас кабан преследует!!!». Минут двадцать мы круги по лесу наматывали. Если там какой кабан и был, то он, забыв обо всем на свете сбежал куда подальше! Мы-то несемся по лесу и орем дурниной, причем каждый — свое, и поди разберись, кому что нужно! Но потом у истерички завод кончился. Повезло. Разбирались мы там еще битый час, черники толком из-за этой ненормальной не набрали. И молчали потом, как рыбы. Если бы кто узнал, над нами бы вся турбаза смеялась. Одно дело от кабана удирать, а другое — от своего хвоста… заячьего.
— Да, думаю, все кабаны из вашего леса просто мигрировали, — подвела итог соседка по комнате.
— Наверное, — зевнула я. — Давай спать, а?
