благодарна деду за то, что он оформил на нее дарственную, и она оказалась собственницей своей квартиры в Москве.
Всю свою любовь и заботу, направленную прежде на деда, Зимина перенесла на собачку.
Все было хорошо в ее жизни, единственное огорчение – декан забрал у нее половину часов немецкого языка, а взамен она должна была преподавать французский язык, который она знала хуже. Отказаться Белла не могла, зарплата преподавателя была ее единственным доходом.
После экзамена, проводимого Зиминой сегодняшним утром, она вернулась домой не в духе.
– Эти нынешние студенты такие раскованные, а порой наглые, – с раздражением думала Белла.
– Вот и эта Симонова посмела усомниться в моем профессионализме, – говорила она себе.
Белла не могла вспомнить, что ее так задело, и почему она стала придираться к студентке. Ей показалось, что Симонова смотрела на нее с жалостью и с сочувствием.
В глубине души Зимина понимала: она не права, и знания Симоновой безупречны. Это и задело ее.
Радостный визг любимого животного отвлек Зимину от угрызений совести и мрачных мыслей.
– Сейчас, мой хороший, мама покормит тебя, – ласково воскликнула Зимина, подхватив песика и направляясь с ним на кухню.
Вернувшись в гостиную, Белла присела на диван и облегченно откинулась на высокую спинку старого дивана.
– Как хорошо дома, никто не достает, – сказала Зимина и закрыла глаза.
Накормленный песик по кличке Ребус пристроился рядом и положил голову на колени хозяйки.
Их сладостную дремоту прервал резкий трезвон домашнего телефона.
Зиминой звонила соседка по площадке – Изольда Леонидовна Томская, с которой они сдружились по инициативе Томской.
– Наконец-то ты пришла. Жду тебя, Белла, у себя, – услышала Зимина приказной тон Изольды Леонидовны.
Белле и в голову не пришло возразить Томской. Она торопливо заколола рыжую гриву и направилась к двери.
Разбуженный Ребус жалобно тявкнул, понял бесполезность своего возмущения и улегся на подушке-думочке, от которой пахло хозяйкой.
Дверь в квартиру Томской открыла двадцатитрехлетняя домработница Анна, лицо которой выглядело слишком бледным из-за черного цвета волос.
Зимина прошла в гостиную и застала Томскую сидящей в антикварном кресле работы известного мастера девятнадцатого века. Перед ней лежали на журнальном длинном столе с изогнутыми ножками раскрытые журналы.
– Я целый день в ожидании твоего прихода, – воскликнула Томская.
– Что случилось, Изольда?
Томская на восемнадцать лет старше Зиминой и Белла не могла называть соседку по имени и без отчества. Но Томская через месяц после их знакомства заявила Зиминой, что для своих подруг она Изольда, а для всех остальных – Изольда Леонидовна.
Зимина гордилась возведением в ранг подруги, но с трудом привыкала к подобному обращению с обеих сторон, ведь для студентов и преподавателей она была Беллой Витольдовной.
– Все, больше откладывать нельзя. Ты полностью должна сменить свой облик, Белла, – безапелляционно заявила Томская.
– Облик? Зачем? Меня все устраивает, ничего не надо менять, – испуганно пробормотала Зимина.
– Ее все устраивает. Зато меня не устраивает.
Зимина попыталась что-то сказать. Но надо было знать Томскую.
– И не возражай. Сколько можно тянуть? Я уже договорилась с Владиком, – объявила Томская.
– Не хочу никакого Владика, – сделала попытку возразить Зимина.
– С ума сошла! У Владика запись на год вперед, а она не хочет его. Я еле уговорила этого виртуоза, правда, пришлось показать ему твою фотографию на телефоне. Владик, увидев ее, чуть не расплакался. Он так и сказал: «Этой лах… девушке если я не помогу, никто больше не сможет помочь».
Томская сообщила, что договорилась с Владиком и Миленой, собственницей салона модной одежды, о визите.
– Даже не знаю, нужно ли мне это? – неуверенно продолжала возражать Зимина.
Томская строго посмотрела на Беллу.
– Это нужно мне. Ты очень самонадеянна, Белла, если полагаешь, что я возьму тебя с собой в Париж с такой жуткой прической и в такой одежде, – возмутилась Томская.
– П-а-р-и-ж! Ка-кой Па-риж!
От изумления Зимина начала заикаться.
Томская посмотрела на Зимину как на неразумное дитя.
– Белла, ты же сама недавно сказала, что у тебя большой отпуск, а ты не знаешь, как его провести, – удивилась Томская.
– Изольда, где я, а где Париж…
Томская не дала договорить.
– Я собиралась на целый месяц в Париж, а дети боятся отпускать меня одну, ведь я по-французски знаю два слова: мадам Томская.
– А я причем?..
– А ты, Белла, станешь мостиком между моим безупречным русским и их хорошим французским, – весело пояснила Томская.
– А зачем Владик и какая-то Милена? – все еще не понимала Зимина.
– Я не могу позволить, чтобы мой переводчик и секретарь выглядела как драная кошка. Извини.
– П-е-р-е-в-о-д-ч-и-к! Секретарь…
Зимина изумленно смотрела на Томскую
– Ну, наконец-то дошло, – обрадовалась Томская. – Борис уже составил договор, у тебя приличная зарплата. И он выделил аванс на твое преображение.
И Томская так заморочила голову Зиминой, что скоро они стали обсуждать детали их поездки во Францию. Белла даже забыла о Ребусе и на кого его оставит.
– Я могу составить график экскурсий. Хорошо бы попасть на мюзикл, – мечтательно произнесла Зимина.
Изольда Леонидовна, скрывая веселые искорки в своих глазах, согласно кивала в ответ.
– И все-таки из меня вышла бы прекрасная актриса, – мысленно произнесла Томская.
Изольда Леонидовна в молодости была чудо как хороша. К сожалению или к счастью, в ее жизни это обстоятельство сыграло роковую роль.
Изольда легко поступила во ВГИК и даже сыграла второстепенную, но характерную роль.
Она была в ожидании предложений на роли главных героинь.
Один из старейших режиссеров задумал снять фильм о студенческой жизни и Изольду пригласили на пробы. Она была уверена, что главная роль достанется именно ей. Поэтому она вначале не поняла, когда ассистент режиссера почти прямым текстом объяснил красавице, что она очень понравилась режиссеру и что роль практически ее, но Изольда должна проявить благосклонность к режиссеру.
Изольда была не только красивой, но и умной, и прямолинейной. И она доходчиво объяснила дорогу, по которой должен был отправиться ассистент, прихватив с собой дряхлого старикашку режиссера.
Разочарование Изольды было таким глубоким, что на этом карьера актрисы закончилась.
Через год восемнадцатилетняя Изольда и тридцатилетний Наум Томский влюбились друг в друга, поженились, а через полгода уехали за границу, где проработали несколько лет в торгпредстве.
Всю свою нерастраченную энергию несостоявшейся актрисы Изольда направила на семью: мужа и двух сыновей.
Коллекция старинных монет досталась Науму Павловичу Томскому от его прадеда, но, не будучи истинным коллекционером, он не принимал участия ни в открытых, ни в закрытых выставках известных нумизматов.
Томская после внезапной смерти мужа оставила коллекцию как память о нем.
Борис Томский понимал, что матери старая квартира напоминает об их
