Книга На реке - Юлия Крюкова

Он надеялся, что Слава как-то поможет ему высказать эту мысль, что терзала его почти всю ночь. Но Славка тоже молчал и отрешенно смотрел в окно.

– Плохо без рыбы, Слава.

– Может, тебе денег дать?

– Да на что я их потрачу?

– Это верно.

– Слава, помнишь, в то лето, когда мы познакомились, Виталька утонул?

Захаров отвернулся от окна и посмотрел Виктору прямо в глаза.

– Конечно.

– Помоги, Слав.

Слава несколько секунд смотрел на Витьку и еле заметно кивнул. Разговор закончился, но уходить как-то вот так, сразу, было неловко. И Виктор сказал:

– Ольга у тебя совсем большая стала.

– Вот еще год проучится и уедет. Как я буду без нее? – проговорил Слава с неожиданной тоской. – Вышла бы, что ли, замуж да осталась.

– Ты же не один останешься, – сказал Виктор просто для того, чтобы что-нибудь сказать.

– Нет, Вить. Она одна меня любит, а всем остальным от меня что-то нужно.

Виктор вспыхнул и торопливо спросил:

– Хочешь, я на реку с тобой пойду?

Славка отрицательно покачал головой:

– Ты уверен, что хочешь это увидеть?

Виктор был совершенно уверен, что не хочет. Он не хотел видеть, как при свете незаходящего летними ночами северного солнца Енисей поцелует лодку, в которой так уверенно расселись чужаки – двое сезонников в фуфайках и свитерах с высоким воротом. Никто не пытался узнать, кем они были на материке, но в том, кем они были здесь, сомнений не оставалось – ворами. Витька не хотел думать, как река лизнет лодку своим холодным прозрачным языком, а потом волна начнет перебрасывать суденышко из стороны в сторону, как будто детские руки перебрасывают мяч. «Я просто играю, – скажет она, – разве вам не весело?» А потом Енисей закружит, захватит лодку водоворотом, уцепится своими ледяными, в барашках пены, пальцами за борта и утащит чужаков на дно. Теперь у них будет сколько угодно рыбы. Если бы они захотели, то могли бы устраивать рыбный день ежедневно. Вот только едоки и главное блюдо поменялись местами – прежде чем их нашли, рыбы пировали целую неделю.

***

Около месяца спустя, ранним утром, когда улицы были еще пусты и камешки, застрявшие в каблуках болотных сапог, громко стучали по асфальту, Слава нес Ольгу на руках от самого причала. Ее длинные рыжие волосы болтались из стороны в сторону в такт его шагам.

Это произошло во время катания на катере, организованного для школьников, которые на время каникул остались в городе: немного танцев, чуть-чуть припрятанного в рюкзаках у мальчишек алкоголя, несколько сигарет, выкуренных тайком от сопровождавших молодежь преподавателей. Никто и не заметил, как именно это произошло: вот она стояла у лееров, глядя на воду, и в следующий миг ее уже не было.

Когда он ее нашел, она лежала на боку на усыпанном камешками берегу, ее правая рука была пристроена под щекой, но то, что она не спит, Слава понял сразу. Речная вода омывала ее босые ноги, легкий ветерок шевелил край зеленого платья – русалка, которую застал врасплох рассвет.

Слава выбрался из лодки и присел рядом с дочерью на берегу.

– Олечка.

Глаза ее были закрыты, лицо покрыла мертвенная бледность, но он никак не хотел соглашаться с тем, что она уже не здесь. Неспящее северное солнце пробивалось через прибрежный кустарник, и тени скользили по Ольгиным губам, отчего казалось, что она пытается улыбнуться.

– Олечка.

Он вернулся к лодке, принес клетчатое одеяло, накрыл им свою дочь и снова сел рядом. Пошарив в кармане, Слава вынул пачку сигарет и прикурил, пряча спичку в сложенных ладонях. Он слушал, как течет река, как где-то далеко кричат чайки, как шуршит за его спиной трава. Лодка покачивалась на мягкой волне. Закопав окурок на берегу, он поднялся, вошел в воду и вытащил лодку на берег.

– Пойдем домой, Олечка.

***

– Знаешь, что сказала Галка? – спросила Лена, когда они вернулись с похорон и сели по разным углам дивана.

– Ну?

– Слава так хотел, чтобы Ольга навсегда осталась здесь, что Енисей его услышал.

***

Виктор считал чем-то само собой разумеющимся, что Славка закончит свою жизнь на реке, что однажды его просто обнаружат сидящим на берегу, смотрящим на воду, в мешковатой куртке с карманами, полными разноцветных камешков, и сердце его не будет биться. Но все произошло совсем иначе. Он просто уехал. В день, когда он сел на самолет, чтобы больше никогда не возвращаться, река вышла из берегов. Вода начала стремительно прибывать с самого утра, затопив причал так быстро, что краны просто не успели вывезти. Грузовые суда, торопясь, покидали опасную зону внезапного прилива. Навалившаяся вода гнула рельсы, сбивала бригадные вагончики с такой легкостью, словно это были спичечные коробки. Крановщики и докеры бежали по причалу, ища спасения от разгневанной реки, которая с грохотом обрушивалась на все, до чего только могла дотянуться.

Только через сутки наводнение остановилось, всего на несколько метров не дойдя до жилых домов. Енисей искал Славу и не нашел. Еще неделю вода возвращалась в привычное русло, а потом прошло еще много-много дней, прежде чем на причале вновь закипела привычная работа.

Поздней осенью, когда река готова была вот-вот укрыться под толщей льда, Виктор вышел на берег и, присев у воды, спросил:

– Где ты, Славка? Все ли у тебя хорошо?

Словно надеялся, что волна донесет вопрос до Захарова, где бы тот ни был. Вот только в том, что в тех краях, где теперь живет Славка, есть река, он очень сомневался.

Мальчики

Сколько она их видела разных. После того, как повзрослевшая, лежала в кукурузном поле, и кожу саднило от мелких порезов, оставленных острыми кукурузными листьями. Так бывает, когда бежишь по полю и стебли секут незащищенную кожу. После того, как небо смотрело на нее из Колькиных глаз, таких прозрачных и синих. И в них отражалось ее смеющееся лицо и длинные, острые листья высоких стеблей кукурузы.

– Танюш, ты же меня подождешь? Подождешь?

Голос его совсем мальчишеский, и такие взрослые, уверенные руки.

– Подожду. Подожду. Возвращайся.

Кожа его была соленой на вкус, и от нее пахло ветром и полем.

А потом он сам стал полем. Где-то далеко, в другой стране. Незнакомое, мужское слово, каким называют металлическое зло, превратило его в небо, в поле, в песок и камни, навсегда. Какие-то чужие птицы собрали то, что осталось от его формы, и законопатили свои гнезда, они собрали то, что от