Мари-Феликс Блан). Супруги прожили вместе всего два года после свадьбы в 1880 году. Спустя месяц после рождения дочери мать Марии умерла от эмболии.
Сложно сказать, как именно на это повлияла столь ранняя смерть матери, но факт остается фактом — главная роль в воспитании дочери теперь принадлежала отцу, но в силу своих занятий он не мог уделить достаточно времени ребенку, проводя много часов в научных дебатах и экспедициях. Мари больше общалась с наставниками и прислугой. Девушка любила читать, интересовалась наукой и искусством; в своих дневниках она красочно описывала перипетии своей жизни, проводя некое подобие «самоанализа» (насколько он возможен в столь ранние годы). Но так же рано, как и ее таланты, проявилась и другая часть ее личности, с которой она должна будет бороться на протяжении всей своей жизни: фобии, невротичность, ипохондрия, рано увиденные сексуальные сцены, одержимость которыми станет навязчиво преследовать ее до конца жизни.
В возрасте двадцати пяти лет, в 1907 году, Мари вышла замуж на графа Георга Корфского (сына русской княгини Ольги Константиновны и греческого короля Георга Первого), после чего стала именоваться принцессой Греческой и Датской. Разумеется, брак был спланирован родителями пары, но молодые все равно были довольно близки, правда, явно не так, как бы этого хотелось ему и ей.
Супруга Мари связывали очень теплые чувства с дядей Вальдемаром, адмиралом флота, и во время визита молодой пары к нему в гости Мари больше времени проводила в компании старшего родственника своего мужа (окружающим было сложно не заметить их интерес друг к другу, в то время как ее супруг относился к происходящему флирту равнодушно). Такое же равнодушие Георг выказал во время бурного романа своей жены с принцем Оге, графом Русенборгским (сыном Вальдемара Датского). Как станет понятно спустя время, ее супруг был склонен к гомосексуальности, что, конечно же, также нанесло удар по принцессе.
Это обстоятельство, вероятно, подтолкнуло принцессу искать другие способы удовлетворения собственных потребностей, хотя бурные романы не помешали Мари стать матерью: первый раз в 1908 году, когда на свет появился Питер (1908–1980), и второй раз в 1910 году, когда родилась ее дочь Евгения (1910–1989). Вскоре после рождения дочери Мари, жившая преимущественно во Франции (в то время как ее супруг часто ездил по Европе и подолгу оставался в Греции, где выполнял возложенные на него королевские обязанности), вступила в длительную связь с французским политиком, премьер-министром Аристидом Брианом. Этот роман продлился более шести лет, даже несмотря на политические сложности, к которым он мог привести во время мировой войны.
Но несмотря на обилие романов и любовных связей, принцесса Бонапарт страдала от фригидности, не получая оргазма во время секса (но достигая его во время мастурбации). Именно этот симптом заставил ее заниматься исследованиями женской сексуальности, поначалу не приносившими особенной пользы[27], если не сказать большего, пока ее внимание не привлек психоанализ.
В 1923 году один из ее «хороших знакомых», Гюстав Лебон, посоветовал ей прочесть лекции Фрейда по введению в психоанализ. Тексты основателя психоанализа произвели на нее глубокое впечатление. В ноябре принцесса познакомилась с психиатром Рене Лафоргом, который читал Фрейда начиная с 1913 года и был лично знаком с венским мэтром. Именно он первый посвятил ее в таинства психоанализа.
В 1924 году умер отец Мари, Бонапарт снова переживала приступ тяжелой ипохондрии и просила Лафорга уговорить Фрейда взять ее в анализ. Никакие сомнения Фрейда не могли устоять перед напором этой женщины.
В этот же момент, осмысляя свои сексуальные и жизненные неудачи и трагедии, Бонапарт обратилась к художественной литературе (как уже делала прежде) и опубликовала сборник рассказов «Весна в моем саду» (Le Printemps sur mon jardin)[28].
Когда 30 сентября 1925 года[29] Мари попала, наконец, на прием к профессору Фрейду, который в разговоре с ней произнес свою знаменитую фразу: «Великим вопросом, на который никогда не было дано ответа и на который я все еще не могу ответить, несмотря на мое тридцатилетнее исследование женской души, является вопрос: “Чего хочет женщина?”»[30], она имела уже максимально общие представления о психоанализе. Конечно же, темпераментная женщина захочет большего. Так началась история отношений Фрейда и, вероятно, наиболее оригинальной его ученицы, чья жизнь может сама по себе послужить интересным клиническим случаем. Едва ли Бонапарт и сам Фрейд хотели бы полноценного раскрытия всех подробностей, однако некоторые выводы о характере этого анализа мы можем сделать. Мы постараемся оставить наши возможные интерпретации этого случая, предоставив читателю делать вывод самостоятельно.
Мари Бонапарт была очень заинтересована в анализе, но еще больше — во Фрейде, которого почитала гением и чей авторитет был для нее непререкаем. Возможно, именно эта авторитетность позволила Фрейду пробиться сквозь истерическое сопротивление и выявить бессознательное, сформированное в условиях строгого аристократического воспитания. Поначалу Фрейд сомневался в возможности анализа (сказывалась разница между сыном торговца и наследницей знаменитой европейской фамилии), но потом проникся глубоким уважением к женщине, посвятившей свою жизнь психоанализу (и лично ему, Фрейду?). Насколько Фрейд был проницательным аналитиком, настолько Бонапарт будет в будущем заботливой по отношению к нему. Впрочем, и сам Фрейд ценил Бонапарт и старался это всячески подчеркнуть. Например, ближайший круг коллег и друзей Фрейда, так называемый тайный комитет, созданный вскоре после ухода Юнга, имел отличительную черту — все его члены носили особые кольца, тем самым еще более напоминая настоящее тайное общество. За всю жизнь Фрейда чести носить сокровенное кольцо удостоилось всего несколько женщин: дочь Фрейда, жена Эрнста Джонса, Лу Саломе и, конечно, Мари Бонапарт.
Поскольку Мари не имела возможности постоянно жить в Вене, она часто навещала Фрейда, тем самым подтверждая эффективность практики «челночного» анализа, когда анализант посещает аналитика несколько недель подряд, а затем вновь отбывает к себе на родину. Анализ продлился вплоть до смерти Фрейда, а переписка принцессы Бонапарт и Фрейда стала ценным историческим источником.
Одним из результатов психоанализа с Фрейдом стало все более увеличивающееся число работ по психоанализу, выходящих из-под пера Бонапарт. Так, уже в 1927 году она издала большое эссе «О символизме трофеев головы» (Du Symbolisme des trophees de tete). Из заголовка ясно, что речь идет о проблеме понимания культа рогов, которые в этнографических толкованиях приобретают двойственное значение: с одной стороны, мужской силы, с другой — мужчины, который в своей силе уже обманут; так всемогущество может обернуться переживанием кастрации[31]. Пригодилось ли научное наследие ее отца во время написания этого исследования, нам неизвестно.
В двадцатых годах во Франции уже было несколько человек,
