подробностям свидетельствуют не только о личной скромности автора, но и о его глубоком понимании, что безудержное и долгое ликование по поводу достигнутого успеха чревато нежелательными последствиями. Расслабляется воля, притупляется чувство опасности. Для моряков это чрезвычайно опасно.
Исключительно требовательный к себе, Федор Федорович строго следил за корабельным бытом, организацией службы, проявлял постоянное беспокойство о готовности экипажей кораблей к выполнению тех повелений, которые в любое время могут последовать. Вот он с тревогой сообщает по команде о недостатке на флоте корабельных канатов и якорей, «ибо по прибытии моем в Херсон оказалось, что имеющиеся здесь в прошедшее время нового заготовления якоря пробованы были и оказались ко употреблению неблагонадежны…».
В других случаях Федор Федорович проявляет всемерное старание по своевременной доставке корабельного леса и оружия, оборудования и ремонту судов, береговому строительству. Но предмет его особой и непрерывной заботы — сбережение и обеспечение личного состава всем необходимым. Он выдает распоряжение конторе Севастопольского порта об улучшении содержания больных в госпиталях, обращается в Севастопольский городской магистрат с требованием прекратить продажу недоброкачественного мяса, добивается от соответствующих служб содействия в снабжении экипажей нужными медикаментами, выделении дополнительных средств на расходы, вызванные усилением желудочных заболеваний, высказывает Потемкину соображения о повышении норм питания матросов на зимний период.
Позже, уже в годы царствования Александра I, будучи практически отстраненным от активного участия в жизни и деятельности флота, он продолжал пристально вникать в бытовые нужды подчиненных. Известны его докладные записки на имя морского министра, в которых он предлагал разные меры для облегчения жизни «наряженных на работу казенных людей», в частности настоятельно рекомендовал покупку в Галерной гавани частных домов, чтобы устроить в них казенные квартиры для офицеров гребного флота, живших тогда по всему городу.
По окончании четырехлетней войны с Турцией Ушаков приложил много сил и стараний на обустройство Севастополя. Раньше вплотную заняться этим наиважнейшим для развития флота делом не позволяли боевые походы. Теперь же под его непосредственным руководством шло оборудование порта, верфей, доков, набережной, строились новые административные и жилые здания, дороги.
Осенью 1792 года Ушакова вызвали в Петербург. Екатерина пожелала увидеть героя, так прославившего на море ее царствование. Она встретила в нем, пишет один из его биографов Р. Скаловский, человека прямодушного, скромного, мало знакомого с требованиями светской жизни. «Строгий адмирал, созданный для моря, вполне носил на себе отпечаток этого призвания и далеко не мог выражаться столь же метко и красноречиво, как заставлять говорить орудия на батареях своих кораблей».
Да, за минувшие годы (как, впрочем, и за последующие) Федор Федорович так и не овладел светскими манерами, из-за чего, на мой взгляд, имел немало осложнений, в том числе в отношениях с начальниками. Адмирал не мог терпеть чванства, унижения человеческого достоинства, оскорблений. А они, как ни печально, в высших кругах считались не только приемлемым, но и вполне нормальным явлением.
В 1791 году ушел из жизни Г. А. Потемкин, который понимал и высоко ценил Ушакова. Председательствующим Черноморского адмиралтейского правления был назначен ранее уволенный со службы Н. С. Мордвинов. Его разногласия с Федором Федоровичем по служебным вопросам с каждым днем обострялись. Однажды он позволил себе в присутствии командиров кораблей сделать командующему флотом несколько замечаний в самой резкой форме. Ушаков, по природе вспыльчивый, соблюдая субординацию, все же удержался от возражений. Однако сразу же написал Мордвинову письмо, в котором указал, что от подобных действий страдает служба, дисциплина и доверие подчиненных к начальнику.
К сожалению, ни личные послания, ни объяснения через других лиц не снимали разногласия и взаимную неприязнь, а, возможно, еще более их усиливали. В своих письмах Федор Федорович вновь и вновь возвращается к этим своим душевным ранам. В 1798 году он пишет в Адмиралтейств-коллегию, что «господин адмирал и кавалер Николай Семенович Мордвинов при сем моем отправлении с эскадрою в обиду назвал меня, будучи в его доме, при капитане над портом Пустошкине малым ребенком и несколько раз повторил, что якобы все меня почитают таковым».
Наверное, и впрямь непосредственность, открытость, чистота помыслов, присущие Ушакову, кому-то давали повод считать его малым ребенком. Но иным он быть не мог, приспосабливаться и лгать не желал. «Противу чести моей ни все сокровища в свете меня не обольстят, — писал он В. С. Томаре, — и я их не желаю и не ищу…»
Следует заметить, что с течением времени помимо Мордвинова Ушаков нажил себе достаточно недоброжелателей. Они завидовали его служебным успехам, растущей популярности в стране и за ее пределами, а потому старались всячески навредить адмиралу, правда большей частью безуспешно. Ушаков был слишком крупной фигурой, нужным человеком для России и императорского двора — не так-то просто было «затереть» его и отстранить от флота. К тому же международная обстановка потребовала выполнения сложных военно-политических задач, которые были по плечу только одному вице-адмиралу Ушакову. Вскоре Павел I поручает Федору Федоровичу возглавить поход военно-морской эскадры в Средиземное море.
К тому времени буржуазная Франция начала захватнические войны в Европе и Африке. Генерал Бонапарт, будущий император Наполеон, нанес тяжелое поражение Австрии, завоевал Северную Италию, бывшую под властью австрийцев, Ионические острова и ряд крепостей в Албании, на западном побережье Балканского полуострова. В 1798 году французские войска высадились в Египте. Эта агрессия ослабляла политическое влияние России на Балканском полуострове. Турция, не имея достаточных сил для эффективного сопротивления, обратилась за помощью к России. Между ними было подписано военное соглашение. Недавние противники стали союзниками.
13 августа 1798 года русская эскадра вышла из Севастополя. Личный состав по подбору и подготовке был наилучший, но корабли находились в весьма плачевном состоянии. Несколькими днями раньше Ушаков сообщал доверенному лицу императора адмиралу Г. Г. Кушелеву, что «корабли и фрегаты в прошлую войну строились с великой поспешностию… и от поспешного построения не таковы крепки… а частию и многие гнилости уже в членах показываются».
23 августа русская эскадра обменялась салютами с босфорскими укреплениями и встала на якорь близ Константинополя. Население города и сам султан Селим III восторженно встретили русских моряков. При съезде адмирала Ушакова на берег ему салютовали с корабля капудан-паши. Султан пожаловал Федору Федоровичу золотую табакерку, богато украшенную алмазами, а матросам приказал раздать две тысячи турецких червонцев.
По предложению султана Ушаков осмотрел турецкую, отныне союзную, эскадру. Причем, как свидетельствуют письма, осматривал не только с точки зрения готовности к предстоящим походам и баталиям, но и с позиций достижений мирового корабельного строительства. «Все корабли и фрегаты, — писал Ушаков Павлу I, — обшиты медью и нынешнее состояние их нахожу хотя и не совсем совершенно против европейских флотов, но против прежнего несравненно лучше, а частию и в настоящем
