видеть все это, пленяются Севером навсегда.
– Я, конечно, ничего этого не видел, но меня почему-то с детства тянет в те края. Крайне любопытно побывать там, где прошли первооткрыватели этих земель и морей.
– Это ж здорово! Корней Елисеевич, вы не пожалеете! Поверьте, в нашей стране не так уж много мест, принявших стольких прославленных путешественников, как мой Усть-Янск, – обрадовался Географ. – Представьте себе, еще в 1637 году енисейский десятник Елисей Буза первым спустился по Лене и вышел в Ледовитый океан с отрядом в 50 человек. На следующий год он же с сотоварищами на не боящихся льдов круглобрюхих кочах[10] достиг устья Яны. Тогда же боярский сын Иван Ребров прошел пролив Дмитрия Лаптева и зашел в устье Индигирки.
– На карте есть море Лаптевых. Это в его честь?
– Разумеется, в честь него и брата Харитона[11]. А устье Колымы морем первым в 1643 году достиг казачий атаман Михаил Стадухин. Общая протяженность открытых и описанных им берегов составила 1500 километров.
Арктический мореход Семен Дежнев, выйдя из Нижнеколымского острога в 1648 году на кочах (три из них в шторм разбило), совершил выдающееся географическое открытие – доказал, что Азия не смыкается, как до того полагали, с Северной Америкой. Обогнув Чукотский нос, он первым прошел на лодке вверх по реке Анадырь, где построил острог. В Усть-Янске с научными целями побывали капитан-командор Семен Лаптев, мичман Федор Матюшкин. Позже Колымская экспедиция Фердинанда Врангеля описала побережье от Индигирки до Берингова пролива, который, вообще-то, справедливей было бы называть проливом Семена Дежнева, ибо проход из Ледовитого океана в Тихий пройден и описан им на 80 лет раньше обрусевшего датчанина.
– Вот это ничего себе! А я только про Дежнева и Врангеля читал.
– Что вы! На моей родине работали еще такие известные исследователи, как барон Толь, боцман Бегичев, геолог Волосович, ученый Миддендорф. А экспедиция друга Врангеля – лейтенанта Петра Анжу так и называлась «Усть-Янской». Описывая берег между Оленеком и Индигиркой, он прошел на собаках тысячи километров.
Наш Усть-Янск в те времена был известен от Таймыра до Чукотки. Я бы назвал его «форпостом лейтенантов». Поглядите, чьи подписи стоят под знаменитой генеральной картой Сибири, составленной по описям Великой Сибирской экспедиции: лейтенанты Харитон Лаптев, Дмитрий Овцын, Сафрон Хитров, Иван Елагин; капитаны флота Степан Малыгин, Дмитрий Лаптев. Со временем почти все они стали адмиралами.
– Я читал, что священники, проповедуя слово Божие, к первой четверти XIX века завершили христианизацию малых народов Севера. При этом они выступали не только проводниками православия и русской культуры, но и обучали грамоте местное население.
До увлеченных беседой приятелей донесся звук била, призывающий к обедне.
– Николай Александрович, слушать вас интересно, но негоже опаздывать. Предлагаю встретиться еще раз после службы.
Корней встал и, приглаживая густо засеянную седыми нитями бороду, добавил:
– Для меня важно все, что касается Севера. Особливо про ранешные времена.
– Так я с удовольствием поделюсь всем, что знаю. Карту для наглядности принесу… Корней Елисеевич, просьба есть. Если не затруднит, зовите меня просто Николаем и Географом. Мне так привычней.
– Договорились.
Вечером Николай продолжил свой эмоциональный рассказ:
– На мой взгляд, вся эта лейтенантско-сибирская экспедиция, продолжавшаяся десять лет, с 1733 по 1743 год, – воистину Великая, я бы даже сказал – героическая! Поражает невероятная преданность делу и Отечеству! Ведь ни один народ, ни одно государство в те годы не пыталось, да, по-моему, и не смогло бы предпринять такого. Это как раз то, что называется русским размахом… Возьмем, для примера, только август-октябрь 1740 года.
Представьте Север того времени. На крайнем востоке страны, в Авачинской бухте, на Камчатке, отдают якоря пакетботы «Святой Павел» и «Святой Петр», прибывшие из Охотска под командой Беринга и Чирикова. В те же дни команда бота «Иркутск», на капитанском мостике которого стоит Дмитрий Лаптев, отважно пробивается сквозь льды вблизи устья Колымы, стремясь к неведомым землям Чукотки. А возле восточного берега Таймыра, сплющенный торосами, идет ко дну бот «Якутск». Его экипаж, по решению Харитона Лаптева, направляется по льдам к пустынному берегу полуострова Таймыр и посуху обследует, описывает его. Тщательность и точность, с какой выполнены эти работы, поразительна. Еще более поразительно мужество этих людей: ведь они испытывали нехватку практически во всем.
– Я вам сейчас покажу маршруты этих экспедиций. – Возбужденный Николай развернул на столе вычерченную от руки карту. – Вот смотрите…
– Погоди, погоди – темновато, – остановил его Корней. Пересев к печке, он нащипал ножом, сделанным из старой косы, лучины. Запалил сначала одну, потом, для лучшего света, вторую.
– Вот теперь получше. И что там у нас?
– Смотрите, здесь нанесены все маршруты. Штрихами – первопроходцев, а те, что мы прошли, – точками. Я ведь тоже изрядно помотался по Северу. Если сложить все вместе, то поболее кругосветки получится. Вот отсюда досюда прошел в 1940-м с Ленинградской экспедицией. И тут был, и тут, – с гордостью показывал он.
– Я тоже немало походил по лесам и горам, но мне с тобой не сравняться.
– Вам будет чудно, но в Заполярье леса в обычном понимании нет.
– А что там, трава, что ль?
– В основном карликовые березки и ползучие ивы. А вот цветов море. Когда все они зацветают… красота неописуемая! Глаз не отвести. Горы есть, но пониже ваших и по большей части лысые. А вот озер и болот без счета. В них, правда, не
