увлечь за собой цыпляток и бережно разгоняла их, когда они сбивались в кучи, чтобы не придавили друг друга. Вскоре отправились сливать загрязнённую воду и мыть поилки. Наверное, и двух десятков не протёрла, как заболела спина, заныла поясница, а впереди поилок было в несколько раз больше! И это при том, что другую половину мыла Александра! Но, что меня больше всего поразило это выносливость Александры, несмотря на немолодой возраст. Через некоторое время после того как помыли поилки, она позвала:
— Пошли.
— Куда?
— Опилки рассыпать.
Помня эту процедуру по работе с Константином, я пошла обдумывая, как бы облегчить себе участь потом и, задаваясь вопросом, что меня ожидает сейчас? Пройдя весь птичник до закутка с опилками, Александра взяла два полиэтиленовых здоровенных мешка. Один отдала мне, а сама стала наполнять лопатой свой. Я же присела, мешок приблизила к подножию горы опилок и стала сгребать их в мешок руками в перчатках. Потом этот метод переняла Александра, но засыпала опилок столько, чтобы мешок мог стоять, затем досыпала с помощью лопаты.
Я наполнила мешок до половины, а у Александры вырос почти с неё ростом, а она женщина совсем не мелкая. Не успела я подумать, как мы их понесём, как Александра быстро взвалила мешок с опилками себе на спину и пошла в другой конец птичника.
Честно скажу — я опешила. Рот от удивления не открыла, но некоторое время смотрела Александре вслед. Туго набитый светло-жёлтоватый мешок, словно плыл по воздуху над полем почти такого же цвета, полем из перемещающегося желтоватого пуха и белёсых перьев.
Нет, я так не смогу и не считаю нужным повторять. Потом мы с Аней смеялись, что меня занесло с высшим образованием мешки таскать. Но тогда я поволокла свой мешок по полу, смещая часть опилок. На что Александра сделала замечание:
— Мы так не делаем. Цыплят подавишь.
— Я же смотрю, когда тащу и разгоняю. А на себе носить я не в состоянии.
Наконец-то ночь. С десяти вечера свет постепенно уменьшался и в птичнике повис полумрак. Что меня удивило, не все цыплята улеглись спать. Некоторые расхаживали, другие клевали в кормушках или стояли вокруг поилок, будто смакуя раствор, которым их поили. Ходить к ним часто нежелательно, чтобы не тревожить.
В первом часу ночи Александра предложила подремать. Но, где и на чём? Имелось в виду тут же на лавках. Кто-то из сотрудников покрыл их слоем поролона, тонким, но всё же лучше, чем голая доска. И, тем не менее, как же на ней спать? Ширина той лавки, на которой сидела я не более, а скорее менее трёх десятков сантиметров. Ширина лавки, где устроилась Александра и того меньше, она ỳже минимум сантиметров на пять.
Александра положила на лавку старое пальто, в нём она ходит между «дворами» и административным зданием зоны «А». В том помещении обустроены несколько комнат: для грязной спецодежды сотрудников зоны, для сушки и стирки спецодежды, раздевалки для женщин и мужчин с душевыми и со шкафчиками для хранения одежды, в которой пришли на работу; комнаты, где обедают и кабинет начальника и ветврачей данной зоны.
Наверняка утеплённую куртку, которую выдают каждому работнику, Александра отдала мужу, потому что верхняя спецодежда выглядит хорошо и тёплая, а сама на работе донашивает старые вещи. То же самое заметила и на других женщинах-птицеводах. На работе выглядят как бомжихи. Их же встречала, когда шла по тропинке от остановки или от птицефабрики, так их и не узнать: приличный вид, современные и чистые куртки и пальто.
Так вот Александра улеглась на своё потасканное и лоснящееся пальто, под голову положила такого же типа куртку, не знаю чью. Улеглась на лавку спиной. Думаю, на ширине лавке уместилась только голова, позвоночник и одна нога. Всё остальное выходило за контуры лавки. Не понимаю, как можно задремать на столь узкой площади, но Александра заснула и слегка похрапывала.
Я тоже для мягкости на лавку распростёрла куртку, что мне выдали. Вся длина моего тела естественно на куртку не уместилась. Я сильно сомневалась, что засну. И опасалась, что если вдруг засну, то свалюсь, благо падать невысоко. Никогда раньше не приходилось спать на таком узком пространстве. Но, что удивительно — заснула и не свалилась. Устраивалась долго, было очень неудобно, даже на боку! Конечно, сон крепким и продолжительным быть не мог. Просыпалась часто, поворачивалась так и эдак, то на бок, то на спину, то на живот, всё рано неудобно, мало места… В промежутках между дрёмой ходила смотреть в окошко двери птичника, как там цыплята. Большинство из них спали, некоторые бродили или клевали корм, пили. Потом опять ложилась на лавку, опять долго пристраивала члены своего тела так, чтобы они меньше давили на твёрдую лавку. Утром, около пяти часов встала. Тело ныло, особенно болели плечи и бёдра.
Александры не видно, куда так рано умотала? Она и вечером несколько раз уходила. Почему? Может быть, ей некомфортно со мной рядом в одной комнате? Или, чтобы не отвечать на мои частые вопросы? Или отдыхала в другом «дворе» подальше от моих глаз?
Я привела себя в порядок, почистила зубы.
Потом, когда Александра пришла, мы пошли мыть поилки.
VI
К ночи во вторую суточную смену мы с Александрой прилегли на тех же самых лавках. После перетаскивания опилок с помощью носилок или у меня стала накапливаться усталость, которая не проходила за отсыпной и выходной дни. Утомляемость усилилась. Расстраивал немалый падёж цыплят, к вечеру собрали двадцать семь. Потом ещё пятнадцать не дожили до утра. Специфические запахи стали раздражать. Да, кстати тот странный запах, что ощущался за пределами и на территории фабрики — от сжигания мёртвой птицы.
В бытовке приборы, казалось, гудели оглушительно. Александра легла и почти тут же заснула. Со стороны можно было подумать, что она почти висит в воздухе и ножки подпирают не доску лавки, а непосредственно тело женщины.
Когда я закрыла глаза, то вместо гудения приборной панели услышала… музыку… Да, именно музыку. Сначала подумала (не открывая глаза), что это радио. Посмотрела. Прислушалась. Вроде бы молчит. Подошла к столу, крутанула колёсико. Радио выплеснуло англоязычную песню без мелодии с однообразным ритмом. Странно. Опять легла и закрыла глаза. И снова слышу музыку, как и в прошлый раз ту же тихую, но не смолкающую. Музыка восточная, скорей среднеазиатская. Прислушиваюсь и даже будто вижу с закрытыми глазами. Это совсем не сон. Но что? Вот играют на длинных трубах, а теперь
