Пифон
Двадцать восемь лет спустя
Вот уже несколько декад ничто не нарушало тишину внутреннего дворцового двора, лишь время от времени с мертвых пальм падали на землю слежавшиеся куски снега. Холод словно заморозил течение времени, превратив дворец в пустую сцену. И, как всякая пустая сцена, величественное здание ждало начала представления.
На занесенном снегом пьедестале змей Пифон свернулся вокруг своей кладки. На гладкой поверхности одного яйца появилась трещина, и раздался звук, похожий на тот, что бывает, когда идешь по замерзшему озеру, – ясный и тревожный. За первым треском последовал еще один. Змей повел своими лишенными век глазами. Заскрежетали, разворачиваясь, массивные кольца его огромного тела, чешуйки терлись друг о друга, осыпался покрывавший Пифона снег. Трещины на двух лежащих в центре яйцах расширились, и показались белые мембраны, под которыми угадывалось движение двух гибких тел, стремящихся к воздуху и свету. Остальная часть выводка оставалась неподвижной: другие яйца не пережили стазиса, в который их погрузил василевс.
Треугольный нос проткнул одну из двух мембран, и появилась уменьшенная версия огромной рептилии.
– Тебе принадлежит будущее, – объявил змей.
Другая мембрана, в свою очередь, порвалась, и показался второй змееныш.
– Тебе принадлежит прошлое, – добавил Пифон.
Змееныши, полупрозрачные, как лед, длиной в человеческий рост, развернулись и выбрались из своих скорлупок. Они распахнули пасти под углом, на который способны только челюсти рептилий, и стали зевать. Их белые зубы-крючки сияли в свете, заливавшем покрытый снегом внутренний дворцовый двор. Первый змееныш скользнул по кольцам Пифона.
– Ликург приближается.
Второй зашипел от гнева и ответил:
– Он похитил нас двадцать лет назад, чтобы подарить василевсу. Мы были дипломатическим подарком.
– Ваши братья и сестры никогда не будут жить по его вине, – прошипел Пифон.
Первый змееныш обратился к своему брату:
– Если ты останешься здесь, мы сможем отомстить.
– Значит, мы отомстим, – ответил второй змееныш.
Он остался посреди непроклюнувшихся яиц и свернулся клубочком, а его брат двинулся к выходу.
Пифон тоже скользнул по покрытой снегом земле и пополз по следу детеныша, который уже исчез за галереями внутреннего двора. Как и несколько декад назад, он миновал крепостные стены дворца и оказался на продуваемых ветрами каналах седьмого уровня.
Змей дополз до ближайшего межуровневого пропускного пункта. На посту охраны, расположенном прямо над ледяной лестницей, дремали бандиты. Один из них проснулся, когда мимо проползал Пифон. Увидев огромного змея, головорез пробормотал: «Вчера я определенно переусердствовал со сладким вином» – и снова заснул.
Пифон продолжил спуск. Он миновал еще два пункта пропуска, не разбудив дремлющую охрану. Охранники в трех последних сторожках бодрствовали, но огромная рептилия угрожающе зашипела на головорезов, и те застыли, не смея даже шевельнуться. Змей знал, что перепуганные людишки скоро поднимут тревогу, но к тому времени, когда они выследят его и попытаются догнать, он будет уже далеко.
Змей продолжил свой путь и наконец оказался на покрытом белыми сугробами лугу, отделявшем башни от крепостных валов. Вдалеке виднелась брешь в куполе, наполовину заделанная известковым раствором. Пифон поглядел на огромные строительные леса, возведенные на валу, и недовольно стрельнул языком. Вернуться этим путем не получится. Извиваясь, он прополз по лугу, оставляя на снегу странные волнообразные следы (на следующий день зеваки увидят их и станут недоумевать), и покинул город через ворота. Затем змей пересек огромную равнину, на которой стояла Гиперборея, и достиг первых невысоких холмов, что, поднимаясь все выше и выше, постепенно переходили в горы. Предрассветный сумрак понемногу рассеивался, а он скользил по облаченной в белое долине, направляясь к Рифейским горам. В небе уже поднималось молочно-белое зимнее солнце, когда Пифон достиг замерзшего озера у подножия ледника. Его чешуя царапала ледяную гладь, под которой угадывались глубокие черные воды. Он остановился посреди озера, свернул свое огромное тело в кольца, опустил на них голову и стал ждать. Придется еще немного поиграть с судьбой, прежде чем он вернется в свое уединенное убежище в горах, где ход времени измерялся лишь редким появлением караванщиков.
Алькандр
На вершине тюрьмы Экстрактрис звучало, не прекращаясь ни на секунду, ритмичное постукивание: по узорчатой мозаике пола туда-сюда топали сапоги. Алькандр расхаживал по покоям начальника тюрьмы, обитавшего теперь в одной из камер где-то на нижних этажах. Разговор, к которому готовился темискирский эмиссар, имел огромное значение для его будущего. На мгновение Алькандр остановился, поглядел на раскинувшийся за окном пейзаж – покрытые инеем башни, озаренные вечерним солнцем, – и снова стал ходить по комнатам. Он чувствовал бы себя увереннее, если бы не наделал столько ошибок.
Первой его ошибкой стал пожар, в результате которого оказался поврежден купол. Температура в городе опустилась так низко, что рабочие больше не могли заделывать брешь, так как раствор для каменной кладки застывал на морозе. После декады упорного труда они в конце концов отступились и ушли со стройплощадки. Их труд остался незавершенным: адамантовый купол перечертила широкая темная трещина, частично скрытая строительными лесами. Осталось заполнить половину этой бреши, по форме напоминающей треугольник с длинным основанием, сквозь которую задували ледяные ветра. Воспользовавшись всеобщим хаосом, кланы захватили все таможенные посты. В настоящее время бандиты контролировали всех, кто приезжал в город и покидал его, а также прибрали к рукам снабжение. Товары первой необходимости продавались по баснословным ценам. Над Гипербореей нависла угроза голода.
