— Ну что, принцесс, можешь попрощаться.
Он поднял пистолет выше, коснулся его холодным железным дулом моей щеки, провел сверху вниз, будто следуя пунктиром по дорожке из слез.
Я сжалась, сморщилась, скуксилась, попыталась отстраниться, - сейчас-то, на пороге жизни и смерти к чему это унижение? Хочет насладиться моей слабостью?
Вздохнула и распахнула глаза, глядя прямо вперед. Как могла, попыталась взять себя в руки, задрала подбородок, чтобы ни в коем случае не столкнуться, не зацепиться за него взглядом, и представила себе, как сейчас, через минуту, моя душа подобно птице, свободно и легко вонзится в эти расслабленные белые барашковые облака на лазурном полотне неба.
Он одернул пистолет от моего лица. Отвел его ближе к себе, и вдруг тишину улицы пронзили друг за другом три выстрела – грозных, грохочущих и невероятно страшных.
— Ну вот и все, принцесс, — услышала я, прежде чем провалилась в липкую беззвездную фиолетовую ночь.
7
Голова раскалывалась на миллиард частиц. В горле будто бы орудовала маникюрщица с аппаратом для ногтей, прохаживалась пилкой, и от того все саднило и болело. Тело сотрясала мелкая дрожь, под веками нависала чернота.
— Очнулась? — дотронулся до моей ноги чей-то палец. Провел быстро от косточки вверх по икре, и я дернула ногу на себя, только бы избавиться от этого прикосновения. Хотела крикнуть, завизжать, отчитать негодяя, но губы не слушались, и все тело, будто бы отдав сохраненные на случай чрезвычайной ситуации силы, снова обмякло.
— Очнулась, — удовлетворённо сказал сам себе этот человек, и от его голоса по моим рукам пробежали мурашки, а на загривке встали дыбом волоски. Проникновенный, глубокий, бархатный, он словно пробирался внутрь мозга, провоцируя на откровенные воспоминания. Я дернулась, не желая вспоминать, как этот извращенец использовал Кэндис для удовлетворения собственных потребностей в то время, как впивался поцелуем в мои губы.
— Это хорошо, — вдруг сказал он сам себе, а мне стало не по себе. Я практически не ощущала свое тело, себя, не могла пошевелить и пальцем, и мне казалось, что мои ладони разбухли до невероятных размеров игрушечных ладоней, которыми болельщики размахивали на игре в баскетбол.
— Умннчччч хххрррщшшш — попыталась промычать я отрицательный ответ, имея в виду, что ничего хорошего в этом не вижу.
Он рассмеялся своим невероятным чарующим баритоном, и я застыла. Господи, кажется, его смех отозвался в капиллярах моих вен, заструившись под кожей горячим золотом. Дернулась, силясь согнать наваждение, от чего мой истязатель рассмеялся еще больше. Мне казалось, что он с любопытством естествоиспытателя наблюдает за моими потугами прийти в себя и только забавляется на мой счет.
Это ужасно взбесило.
И тут меня словно обухом по голове ударила одна мысль, от которой мне стало не по себе.
Перед тем, как потерять сознание, я слышала выстрелы – террорист, Первый, выпустил три пули. Так что, я могу сейчас лежать в больнице, и потому ничего не вижу, практически не чувствую, и совсем не могу пошевелиться, потому что, возможно, перемотана бинтами с ног до головы?
Я снова попыталась открыть глаза, но ничего не вышло, однако на сей раз ощутила, что мне мешает – голова была обмотала повязкой, закрывающей глаза. Не слишком тугая, но достаточно плотная, чтобы не пропустить дневной (или ночной?) свет.
— Успокойся, принцесс, — практически прошептал где-то совсем рядом со мной мужчина. И на меня дохнуло свежестью зубной пасты, ментоловым ароматом мужского геля для душа и легкой влагой. — Ты будешь приходить в себя постепенно.
Мысленно я послала его к черту, решила было отвернуться, чтобы не дать ему возможности насмехаться надо мной своим проникновенным голосом, порождая какие-то странные фантазии в воспаленном мозгу, но ничего не вышло.
Все внутри меня дергается, сжимается. Мне хочется прикрыться, спрятаться от него, испариться, но я понимаю, что просто мечты. Да, с мечтами у меня в последнее время совсем не ладится…
И вдруг я ощущаю, - явственно чувствую! – как он прикасается ко мне. К моей щеке. Языком.
8
От движения его мокрого и немного шершавого языка по моей коже бежит ток, и постепенно от этой точки расходится жизнь по моему телу. Он будто нажимает на кнопку, которая включает чувствительность тела. Жидкое золото в крови «добегает» до кончиков пальцев, и я чувствую сначала локтем, а потом и пальцами, что мои конечности свободны, а я лежу на мягком покрывале, которое ворсинками легко и нежно касается открытой кожи.
Мужчина проводит языком снова, словно пробуя на вкус сладкое мороженое, и ток от его прикосновения бежит пульсацией вниз по ногам, и я наконец-то могу сжать колени вместе, на всякий случай опасаясь, что платье может неприлично задраться, обнажив голые бедра.
Демонстрировать что-то еще этому хищнику мне не хочется, и я не совсем уверена, что мы находимся с ним вдвоем. А вдруг там собралось их много? Этих террористов?
Он вздыхает и снова ведет языком по щеке. Но уже медленнее, и на этот раз я ощущаю силу и мощь, которые волнами расходятся от его тела. Мне страшно – эта бездна может захватить меня в свой водоворот, схлестнуть цунами, обрушить оземь. Это ощущение его физического превосходства над моей ранимостью и легкостью будоражит, и в крови начинает бурлить настоящий коктейль эмоций, который подпитывается запахом, беспрекословно заполняющим пазухи моего носа.
Он медленно отстранятся от моего лица и снимает с глаз повязку. Это невероятное облегчение – ощущать себя свободной. До этого времени я была словно закованная в кандалы, настолько несоответствие зрительной и внутренней картинок дезориентирует.
Едва глаза привыкают к свету, я буквально тянусь вперед с распахнутой душой. Резкий свет словно режет сетчатку, выжигая собственные солнечные коридоры вглубь моего мозга, но я жмурюсь не сильно – игра света служит доказательством того, что я все еще жива!
И в этот момент мужчина резко сдирает с моих губ тугую повязку. Воздух толчками вбивается в грудину, и кажется, что я не могу надышаться – так и лежу с открытым ртом, втягивая в себя свежий воздух, буквально до ломоты в легких.
Вместе с солнцем, воздухом, меня наполняет вполне объяснимая, пьянящая радость.
Я жива!
И тут… я ощущаю вдруг, как картина вокруг меняется. Свет, бьющий в глаза, продирающийся сквозь длинные ресницы, пропадает – надо мной нависает черная гора. Я понимаю, что его настроение резко меняется, но не могу найти подходящую причину этому. Вот только он лежал и проводил языком по моей щеке легко и непринужденно, спокойно, как тут…
Всеми фибрами души я ощущаю, что сейчас от него исходит жар. Даже аромат тела меняется – из свежего становится тягучим, древесным с мускусными нотками. Распахиваю глаза и тут же жалею об этом: его огромные, черные колодца в обрамлении фарфорово-белых белков кажутся еще больше, чем в тот раз, в кафе, когда он впился в мои губы своим хищным поцелуем.
