— Хотелось как привык. Думал, будет легче, — я усмехнулся и встал рядом.
— Бывает, конечно, что лечат зуб, когда болит живот, но не бывает, чтобы это помогло животу, — заметил Макс.
— А как же «поместить в привычную обстановку»?
— Жирная роспись в непрофессионализме.
— А как надо было?
— А надо было как внутри, так и снаружи.
— То есть в ад? — хмыкнул я.
Макс ответил просто:
— Значит, в ад. Ты в компьютерные игры играл?
— Было дело в далеком детстве.
— Раз ты родился в России, значит, выбрал сложный уровень.
— И что же мне делать?
Воедино пока ничего не связывалось, раздрай в душе мешал думать логически. Мне нужен был толчок, направление пинком.
— А чего хочется?
Я хмыкнул.
— Мне всегда хочется только одного — трахаться.
— Так трахайся, — просто ответил Макс.
— Это твоя профессиональная рекомендация? — усмехнулся я.
— А ты думал, я тебе член бантиком перевяжу и в музей пылиться отправлю? Хочешь трахаться — трахайся, но делай это от души, на полную катушку. — Я недоверчиво посмотрел на гостя. Он даже не повернулся, так и стоял перед окном и смотрел на город, но лёгкая ухмылка дала знать, что мой взгляд и недоумение не остались незамеченными. — Я тебе не ты, чтобы запрещать что-то. Как твой внутренний голос, подсказываю: забудь про эту пустую фишку со льдом — это уже не сработает. И если трахаешься — делай это с ощущением, что перебрал, — Максим повернулся и посмотрел на меня внимательно. — Понял, парень? От секса тебя должно скручивать тяжёлое похмелье.
— А похмеляться надо?
— Я тебе больше скажу — уходи в глубокий запой.
Джейк сказал сойти с ума.
— Смерти моей хочешь? — иронизировал я с горькой усмешкой.
— Ты когда пацаном был, кем стать хотел?
— Байкером, — помолчав, вспомнил подростковые забавы. — А ещё думал назло родителям стать ресторанным певцом.
— И что тебе мешает? — вздёрнул бровь Макс, повернувшись ко мне всем телом и глядя на меня с искренним интересом. Я растерялся. — Ты подчинил жизнь поиску решения проблемы, которую этим же и подпитываешь. Всё остальное для тебя перестало иметь значение, так, Ник? — он смотрел с ироничной улыбкой. Как на идиота, который с пеной у рта доказывал, что прав.
— Хочешь сказать, я всю жизнь занимаюсь не тем? — прищурился, уже понимая, что он в чём-то прав.
— Один математик потратил пятнадцать лет, чтобы вычислить семьсот семь знаков после числа «Пи», а вскоре появился компьютер и вычислил их за сорок секунд, — заявил Максим.
— Ты и есть тот компьютер? — уточнил я.
— Я драйвер…
***
В этот поздний вечер мы долго разговаривали. Максима интересовали исследования мозга, а меня он сам. Когда проводил гостя, налил кофе, устроился в кресле напротив панорамного окна с видом на Москву-реку, включил ноутбук и открыл онлайновые версии американской прессы.
«Последний полёт “Голубя”»
«Бери выше!»
«Смертельный взлёт!»
Заголовки и статьи крупных СМИ не отличались оригинальностью, но успокоили уверенностью в моей гибели: «…ведётся следствие…», «…по просьбе отца трагически погибшего дата и место захоронения не разглашается…», «…предварительная версия — неисправность двигателя…», «…оглашение завещания состоится…»
В глянцевое озеро бросили глубинную бомбу, осталось ждать произведённого эффекта. Я уже собрался закрыть новостные страницы, когда внимание привлекла колонка «Ещё на эту тему»: «Проклятый наследник. Самолёт летит в Россию».
«…бизнесмен мирового уровня заслуживает большего внимания к своей персоне хотя бы после смерти. Никита Соломат никогда не был медийным лицом и вышел из тени буквально за несколько дней до трагической гибели. Не прошло и суток, как движение миллиардера подхватила вся Америка. “Бери выше” — теперь не просто слова, это символ веры в себя и будущие достижения, это веяние нового времени, второе дыхание великой американской мечты! Русский олигарх стал новым символом Соединённых Штатов!
Но что мы о нём знаем? Какая связь между стремительным расцветом империи Соломатов и нашумевшей почти тридцать лет назад историей о краже ‘ока’ ягуара и убийстве шамана племени майорунов в Южной Америке? Кровавое наследство и проклятый наследник.
Следите за журналистским расследованием!
Бродяга, внештатный корреспондент».
Сердце внезапно сдавило, боль толкнулась в спину и отняла руку, скрутилась узлом под рёбрами. Я лёг на диван. Стало хуже — теперь не хватало воздуха. Я завалился на бок и сжал грудь, закрывая глаза…
***
Две недели прошли как в тумане. Я горел в агонии, бросался на стены, разбивал руки в кровь, снова и снова окунался в тёмную бездну и звал Несси. Сны больше походили на бред, реальность не сильно отставала. Смутно помнил, что мне звонил отец и Макс, какие-то обрывки фраз, много виски из ресторана — пустые бутылки из-под «Макалана» двадцатипятилетней выдержки разных объемов стояли на столе Манхэттенскими небоскрёбами. Я пил и забывался, и беспрерывно на автоповторе прокручивал видео с Несси.
«Getac» и этим утром разбудил меня её голосом:
— Я боюсь в нём не сгореть вместе с принцем…
— Не каждый огонь обжигает… — прохрипел сухим голосом, проведя раскрытой пятернёй по её изображению ото лба до губ. — Люблю тебя, моя Несси…
Я будто вышел из комы. Состояние было таким же: дикая слабость, головокружение, невыносимая усталость и глухая пустота внутри. Я ощущал острую потребность в горячем бульоне или стакане холодного молока. Душ освежил, но запах перегара сбивал с ног. Я оброс неопрятной бородой, волосы и ногти тоже отросли. Сильно похудел и осунулся и не мог вспомнить, что и когда последний раз ел.
В душе будто что-то выболело, выгорело и осыпалось пеплом на самое дно. Он ещё обжигал, но я уже чувствовал, что могу жить. Будто сообщающийся сосуд стал наполняться, и мне больше не надо давать сто процентов себя.
Айфон нашёл не сразу — он завалился между диванными подушками. Позвонил в ресторан, а когда, наконец, наелся и немного навёл порядок в голове, лёг на постель и позвонил Максу. Он ответил сразу, будто ждал звонка:
— Жив?
— Жив.
— Перерыв?
— Возрождение.
Скрутился эмбрионом под лёгким тёплым одеялом и провалился в сон без сновидений.
***
США, Нью-Йорк
Кто-то держит меня на руках. Крепко обнимает. Я чувствую это и не чувствую одновременно — тело отмечает чужое присутствие, но не спешит реагировать. Я застыла оплавленной бесформенной массой.
