Тогда переходим ко второму пункту нашей программы! — провозглашает Алекс, подкатывая к холодильнику. — Какое мороженое ты предпочитаешь?
Мороженое, ты шутишь? Я только что отогрелась.
Но отогрелась же, — восклицает он искренне. — А что за вечер без хорошей порции мороженого!? — И тут же подозрителньо прицуривает правый глаз: — Нет, только не говори, что ты не любишь мороженое, это разобъет мое бедное сердце…
Его театральные ужимки снова заставляют меня улыбнуться. Не помню, когда в последний раз я так много улыбалась…
Я вовсе не собираюсь разбивать твое сердце, Алекс: да, я люблю мороженое, но за окном ноябрь и скоро пойдет снег, если ты не заметил… Не самое подходяее время для мороженого!
Ерунда! Не будь занудой и неси две ложки. — С этими словами он вынимает из морозильника контейнер с названным лакомством и водружает его на стол между нами. Я послушно исполняю его просьбу, и вот мы уже молча смакуем ванильно-клубничное лакомство с шоколадной крошкой, которое приятно тает на языке…
Нравится? — прерывает Алекс наш молчаливый пир. — Это мое любимое.
Да, очень вкусно, хотя сама я предпочитаю шоколадное.
В следуюий раз куплю и его, — обещает он так просто, словно наша следующая встреча является вполне решенным делом. Между тем я ни о чем таком пока и не думала, поэтому говорю:
Не думаю, что тебе нужна нянька, Алекс.
Он вскидывает на меня серьезный, оценивающий взгляд и без тени иронии или сарказма, так свойственных ему, произносит:
Но мне очень нужен друг. Разве ты не хочешь быть моим другом, Шарлотта Мейсер?
Очередной неловкий вопрос от Александра Зельцера!
У меня не так много друзей, чтобы я стала отказываться от подобного предложения, — отзываюсь я искренне, подпадая под чары его лучезарной улыбки.
Значит еще увидимся, подруга! — он кладет в рот ложку мороженого с самой счастливой полуулыбкой на своем безусом лице.
Мы снова ненадолго замолкаем, а потом я снова спрашиваю:
А ваша мама, где она?
По его мгновенно помрачневшему лицу я понимаю, что ответ будет не самым приятным.
Умерла, — отвечает мой собеседник с небольшой заминкой. — Четыре года назад… от рака мозга. Звучит ужасно, я знаю, но я уже свыкся с этой мыслью… Не парься. — Хоть я мысленно и приготовилась к чему-то подобному, но слова парня все равно глубоко затрагивают меня, а он между тем продолжает: — У нее постоянно болела голова, мол, пустяки, просто переутомление. А когда все выяснилось — изменить ничего уже было нельзя, разве что продлить агонию на месяц-другой… Мама на это не согласилась… И в течение трех месяцев ее не стало, — он бросает ложку в опустевший контейнер с мороженым. — Мы даже и осознать ничего не успели, а ее уже не стало… Так быстро.
Ух, Лотта, ты прямо слон в посудной лавке, пеняю я себе мысленно. И что мне теперь делать? Но Алекс в очередной раз поражает меня неожиданным предложением:
Пойдем смотреть телевизор — я сыт этим мороженым по горло! — и он быстро выкатывается из кухни, а я, сбитая с толку и полная внутреннего самоистязания, выглядываю в окно (стоит, пожалуй, дать Алексу время успокоиться), пытаясь оценить свои шансы на возможное бегство. Нулевые… Дождь, действительно, перешел в снег, и мелкие хлопья плавно парят в воздухе, подобно мотылькам… Я невольно любуюсь этим неспешным танцем, размышляя об Юлиане, у которого нет матери, и Алексе, который не может ходить, и о себе, потерявшей обоих родителей восемь лет назад. На сердце становится невероятно тоскливо…
2 глава
Ты где пропадала? — окликает меня Алекс откуда-то издалека, словно из другой Вселенной.
И я направляюсь на его голос и нахожу парня около большого телевизора, экран которого призывно светится в полумраке большой комнаты.
Я смотрела в окно — любовалась снегом, — отзываюсь я просто, останавливаясь рядом с ним. — Там очень красиво… и очень холодно. Когда вернется твой брат? Может, мы могли бы ему позвонить… — тяну я неуверенно. Пора бы, наверное, и честь знать. А на такси у меня как назло нет денег.
Не советую, — отвечает Алекс как мне кажется с ноткой обиды в голосе, — он либо просто не услышит звонка, либо… жутко разозлится на ту, которая отрывает его от приятного времяпрепровождения. Готова вызвать на себя его гнев? — и он вскидывает на меня любопытствуйющий взгляд.
Я под этим взглядом неприятно поеживаюсь да и перспектива «жутко разозлить» Юлиана как-то не очень прельщает: „жутко влюбить» — это совсем другое дело. Но речь сейчас, конечно, не о том…
Ну… — тяну я с сомнением. — Может, фильм какой посмотрим?
И лицо Алекса сразу же расплывается в торжествующей полуулыбке — он провозглашает:
Так я, примерно, и думал. Так что будем смотреть? Только не что-нибудь из розово-девчачьего репертуара! — добавляет он быстро. — Такого моя чуткая психика может не вынести.
И ничего кроваво-пацанячьего, — в тон ему парирую я. — Такого в свою очередь может не вынести уже моя чуткая психика…
Одариваем друг друга насмешливыми взглядами, а потом Алекс вскидывает вверх руку с диском:
„Пятьдесят первых поцелуев». Это не слишком для твоей чувствительной психики? — осведомляется он не без иронии. — Или вот «Дневники принцессы», например? Выбирай что хочешь. У меня даже есть… «Пятьдесят оттенков…»
Я резко вскидываю руку ладонью вперед, чтобы прервать список предлагаемых им фильмов и предлагаемых, конечно, не всерьез, я это понимаю. Но все же… Не стану я смотреть с пятнадцатилетним парнем «Пятьдесят оттенков серого»! Лучше сразу меня пристрелите. Да и ни с кем не стану, если честно. Пока ни с кем, поправляюсь я все также мысленно.
“Шесть дней, семь ночей», — выпуливаю я свое предложение и даже руки на груди склыдываю, готовясь к яростному отпору.
Алекс замечает этот мой жест и демонстрирует свое отношение к моему выбору покашливанием в кулак — глаза его так и искрятся насмешливым блеском.
Лучше молчи! — предупреждаю я воинственно. — Это мой любимый фильм.
Да разве я что-то говорю? — невинно осведомляется он, щелкая пультом от телевизора. — Если тебе нравятся мужчины постарше, то мне-то какое дело? Я вообще молчу.
Ты не молчишь! В этом-то и есть вся проблема.
Алекс вскидывает на меня все те же невинные глаза, мол, подруга, о чем ты говоришь — я вообще не в теме, и вслух добавляет:
Мы и знакомы-то не больше двух часов, а ты уже докапалась до главной проблемы всей моей жизни, — он театрально посмеивается. — Наверное, как полагают некоторые, мне стоило бы скорее лишиться языка, нежели не ног… Как думаешь, это сделало бы тебя чуточку счастливее?
Я молча качаю головой.
Какой же ты дурак, — в сердцах выдаю я, хлопая его по колену. — Включай уже фильм, клоун!
