Глава вторая
Наверное, она надела не те сережки. Флер подняла руку и вынула из ушей крошечные украшения, подаренные ей Мэттом. Тогда они казались ей самым что ни на есть бесценным подарком, но, как видно, стоили они не больше, чем все его обещания любить ее вечно. Она сжала кулак, потом бросила сережки в карман, где лежало письмо от его матери.
Туда им и дорога, подумала она, включая зажигание машины и борясь с навернувшимися на глаза слезами. Флер поспешно сжала веки — ни один из Хановеров не стоит самой крошечной ее слезинки, а если она забыла об этом, то самое время взглянуть на письмо Кэтрин Хановер.
Она достала из кармана конверт, намереваясь порвать его и выкинуть, но почему-то помедлила. Возможно, причина в том, что письмо адресовано ей? Что-то в этом письме показалось ей необычным, и Флер решительно надорвала край конверта. Послание, вложенное в него, оказалось коротким.
«Флер»…
Да, Кэтрин Хановер не назовешь лицемерной — ни тебе «дорогая Флер», ни «мисс Гилберт». Однако, когда она начала читать письмо, улыбка сбежала с ее губ.
«Считаю долгом вежливости сообщить тебе, что намереваюсь просить своего адвоката написать прошение в судебные инстанции по семейным вопросам о проведении генетической экспертизы для установления того факта, что я являюсь отцом Томаса Гилберта. Если вопреки всем простым и очевидным фактам ты вознамеришься чинить мне в этом препятствия, тебе придется понести все издержки за возможные судебные процедуры. После установления моего отцовства я намереваюсь самым решительным образом отстаивать свои права на ребенка.
Мэтт»
После минутного остолбенения Флер охватили странные чувства. Мэтт… Неужели он дома? Он вернулся! Несколько мгновений отчаянной, слепой надежды, и реальность снова предстала перед ней во всем своем ужасе. Судебные инстанции… Генетическая экспертиза… Права на ребенка…
Она задохнулась и резко сорвала с шеи шарф, подставляя горло холодному воздуху. Неужели Мэтт написал такое? Ее Мэтт своей рукой вывел на бумаге эти безумные слова? Она вцепилась в руль, точно ища спасения. Говорил ли он об этом со своей матерью? Если только Кэтрин Хановер… Нет, вряд ли она знает, иначе они уже давно получили бы письмо от ее адвоката…
Внезапно на Флер накатила волна ярости. Какой же Мэтт все-таки Хановер! Этот человек, в которого она влюбилась с первого взгляда, с которым встречалась тайком от родителей, за которого тайно вышла замуж и который уверял ее в своей вечной любви, посмел написать ей это бесчувственное послание, словно она букашка, достойная быть раздавленной одним движением его пальцев. Как вообще он посмел внезапно объявиться здесь, после стольких лет отсутствия, и заявлять о каких-то своих правах? Никаких прав у него нет, по крайней мере моральных!
Суд, разумеется, решит по-другому. Они постановят, что у нее нет никаких прав отказывать отцу в общении с ребенком.
Но ведь это именно он бросил ее и уехал!
Флер не могла позволить себе такой роскоши — собрать вещи и исчезнуть, начать новую жизнь, забыть о страданиях матери в больничной палате и о нервном расстройстве отца. А потом у нее не было ни малейшей возможности скрыть свою беременность от досужих деревенских сплетниц.
Ей пришлось остаться и чувствовать на себе любопытные и осуждающие взгляды…
В ее жизни был только один мужчина, и она продолжала надеяться, что однажды Мэтт появится на пороге ее дома, обнимет сына и попросит у нее прощения…
Страшно подумать, что ей пришлось лгать отцу — точно так же, как делала ее мать! Флер задохнулась и судорожно нажала на кнопку стеклоподъемника окна, жадно вдыхая холодный, отрезвляющий воздух с улицы. Нет, только Том имеет значение. Ее семья состоит из сына и отца, только о них она должна волноваться и заботиться. У нее слишком мало времени, чтобы выработать стратегию поведения с Мэттом, но прежде всего следует не допустить проведения генетического теста. Она схватила мобильный телефон, быстро набрала номер. Раздался всего лишь один гудок, и знакомый голос ответил:
— Мэтью Хановер.
Флер чуть не выронила трубку. Она думала, что ей ответит секретарь, кто-то в приемной, на худой конец сама Кэтрин Хановер, но только не он! И надо же, его голос, как и прежде, достиг самых глубин ее сердца, заставив ощутить такую знакомую слабость…
— Алло… — пролепетала она в ответ, не зная, как нарушить воцарившееся молчание.
Как ты? Что ты делал все эти шесть лет? Я так соскучилась…
— Я получила твое письмо, — проговорила она наконец, затем быстро добавила: — Нет необходимости проводить этот генетический анализ. Я не хочу, чтобы Том проходил через это.
— Мне нет дела до того, что ты хочешь, Флер, — резко ответил Мэтт. — Мне нужна правда.
Да, он настоящий сын своей матери.
— Правда тебе известна.
— Возможно, но я имею право на доказательства. В деревне все думают, что ты сама не знаешь, кто отец Тома.
— Тебе ни к чему слушать сплетни. Мэтт, он еще такой маленький… Он не поймет! Я не хочу его пугать.
— Об этом надо было думать раньше. Все эти годы ты поступала, как хотела, но теперь я буду решать, что делать.
— Прошу тебя! — взмолилась она. — Я что-нибудь придумаю.
— Что-нибудь? — переспросил он после долгого, казалось, бесконечного молчания. — Послушай, давай встретимся сегодня вечером в амбаре и обсудим это твое «что-нибудь».
В амбаре? Флер прикрыла рот ладонью, чтобы удержать крик боли. Неужели он нарочно выбрал это место, дабы побольнее уязвить ее?
Хотя, с другой стороны, где же еще им встретиться — не в деревенском же пабе! Она глубоко вздохнула и медленно ответила:
— Я смогу выбраться только ближе к ночи.
— Я смотрю, ничего не изменилось! — в трубке послышался короткий смешок. — Приходи, когда сможешь, я буду там.
* * *
Мэтт нажал на рычаг и опустил трубку.
Прошу тебя…
Если закрыть глаза, он снова увидит ее, восемнадцатилетнюю, на соломенном тюфяке старого сарая, с такими нежными зелеными глазами, такими манящими теплыми губами…
Прошу тебя…
Даже сейчас, после всего, что случилось, он весь дрожал, снова услышав звук ее голоса, точно подросток… Нет, не стоит забывать о своем гневе, надо постоянно напоминать себе…
— Мне послышалось, что кто-то звонил?
Мать замерла в дверном проеме, потом, встретив его взгляд, прошла в комнату, бросив сумку на письменный стол.
— Да, — как можно небрежнее отозвался Мэтт, — мне предложили коттедж в Хотоне.
Это было правдой, но не ответом на ее вопрос, и Мэтт подумал, что годы идут, а ничто не меняется — столетия ненависти довлеют над ним и Флер, заставляют лгать родным, встречаться тайком. Что ж, когда они были юными, как Ромео и Джульетта, их отношения казались романтичными, но теперь его это только угнетает.
