Ворон в груди беспокойно возится и царапается острыми когтями, косится на незнакомку тяжелым взглядом. Встряхивается и сбрасывает сонное оцепенение. Чует мое волнение, рвется, норовит расколоть ребра широкими крыльями, но я давлю его, запираю внутри. Болезненно сглатываю и не дышу через нос.
Бросаю быстрые взгляды, выхватываю только отдельные черты.
Волосы — темная золотистая медь — подняты вверх и скручены на затылке в хвост, одежда пропиталась кровью и потом, а на загорелом лице, хищном и состоящем сплошь из крутых изломов и резких прямых линий, дерутся безжалостно усталость и решимость.
Такие же золотисто-медные брови вразлет сходятся к переносице, лоб рассекает упрямая морщинка. Вроде на вид девчонке не больше двадцати, но в уголках глаз уже ползут первые тонкие лучики морщин. На пухлой нижней губе след от укуса и запеклась капелька крови. Тонкие пальцы оглаживают рукоять револьвера на поясе.
Узкие бедра обвивает сциловый патронташ, а ноги, мать его, наверное, милю длиной. А я уже мысленно представляю, такая ли загорелая у нее кожа под одеждой, как и та, что на виду. Щиколотки тонкие — я бы с легкостью мог обхватить их руками.
Ворон беснуется, раскалывает голову протяжным воплем. Никто его не слышит, а я готов вцепиться пальцами в волосы и выть — только бы заглушить вездесущий шелест перьев; но буду полным идиотом, если и правда это сделаю. Не хватало еще, чтобы этот долбоклюй, спасенный наследник, только укрепился в своей вере, что двоедушники — безумцы и нуждаются в уничтожении.
Ворон протяжно каркает, тянется к девушке, но я его одергиваю в последний момент.
Извини, приятель, но мне эти проблемы не нужны.
Сигнал тревоги отрезвляет, а Бардо уже в кресле пилота, рвется вперед.
«Зорянка» — совсем крошка: юркая, маневренная, мечта любого наемника, но в данный момент она бессовестно уступает нападающим в скорости.
— Придется прыгать прямо сейчас! — чеканит Бардо, а у меня мир крошится перед глазами от перегрузки. Девка пытается вскочить с кресла, но я жестко впечатываю ее в спинку, чтобы не дергалась. Ее спутник держится на ногах крепко, но заметно бледнеет, когда Бардо резко уходит вправо, к ближайшему подпространственному разрыву.
— Куда он ведет?
Это охренеть как важно! Прыжок вслепую может угробить кого угодно, а шутки с подпространством так же опасны, как тыкать пальцами в мясорубку.
Бардо как-то совсем гаденько ухмыляется и бросается вперед, сжимая ладони на штурвале.
Я даже закричать не успеваю, только чувствую, как мир расслаивается, как размазываются огоньки звезд по космической черноте и все пропадает, пока из кромешного мрака не выныривают серебристые нитки подпространственных струн. Одним щелчком Бардо выпускает «якорь», чтобы зацепить ближайшую струну и рвануть в неизвестность. Подальше от преследователей.
4. Шиповник
Кажется, что прошло всего несколько секунд, но тьма перед глазами теряет плотность, расслаивается и бледнеет, открывая взгляду желтоватые листья деревьев надо мной и клочок бледно-голубого неба.
Приподнимаюсь медленно, чтобы не закружилась голова, и смотрю вниз. Ковер из листьев совершенно сухой, похрустывает тихо, стоит только сжать несколько желтых пластинок в кулаке.
Воздух вязкий и раскаленный, я вижу, как он колеблется перед глазами, а мир вокруг застыл в янтаре. Среди стволов ни единого движения, только пылинки лениво кружатся в солнечных лучах, вспоровших редкие кроны. В плотной куртке нестерпимо жарко, и я тянусь к крючкам, чтобы расстегнуть одежку, но пальцы не слушаются, точно чужие.
За спиной хрустят листья, и я резко оборачиваюсь, чтобы через мгновение сдавленно охнуть от боли в пояснице.
Проклятье!
— Очухалась? — двоедушник опускается на корточки, бесцеремонно запрокидывает мне голову и осматривает лицо, ощупывает пальцами затылок. Когда натыкается на шишку, я шиплю от тупой боли, но не пытаюсь отстраниться. Руки у мужчины холодные, точно горный ручеек, и я льну к его ладоням в поисках облегчения. — Жарко?
— Не то слово, — выдыхаю, и мне кажется, что воздух перед глазами идет волнами, как кисель.
Герант опускает руки к крючкам моей куртки и вопросительно смотрит, а я даже не думаю его останавливать. Только бы помог избавиться от этой душной брони.
— Ты не боишься, — он утверждает, а не спрашивает. Я же не могу понять, что его так смутило. Даже глаза как-то странно потемнели, как море перед бурей.
— Нет. А должна?
— Незнакомый мужчина, в лесу, хрен знает где, «проклятое отродье» — как сказал твой дружок. Он, кстати, в отключке, и капитан сейчас занят. Ситуация не располагает к доверию, тебе не кажется?
— Ты же не думаешь, что я револьвер для красоты ношу?
Губы двоедушника растягиваются в усмешке, обнажая острые зубы, а пальцы поддевают первую пуговицу. Я завороженно рассматриваю аккуратную густую бороду. Он — варвар из сказок, не иначе.
— Я могу тебя обезоружить.
Вторая пуговица. По спине прокатывается крупная дрожь, но страха нет. Герант играет со мной. Отчего-то эта беседа его веселит, но я не понимаю почему. В самом деле, кто в здравом уме будет говорить о таких вещах с полукровкой?
Даже самый последний извращенец побрезговал бы насиловать такую добычу.
— Если тебе яйца не дороги.
Он раскатисто смеется и возвращается к крючкам. Пальцы двигаются умело и быстро, высвобождая меня из плотной ткани, стаскивают куртку с плеч. Я остаюсь в облепившей тело белой майке и вздыхаю с облегчением.
Смотрю на Геранта и хочу поблагодарить, но он поспешно встает и отворачивается. Я только успеваю заметить, как мужчина тяжело сглатывает.
— Что с Бурей?
Он медлит с ответом и неопределенно указывает куда-то в сторону.
— Головой приложился, — его голос хриплый, будто двоедушник песка наглотался, — но ничего. Мозгов там все равно было немного.
— Буря может быть… благоразумным, — поднимаюсь на ноги и прислушиваюсь к телу. Ничего серьезнее пары ушибов и небольшого растяжения. Заживет. Благо хоть руки в порядке, а то револьвер действительно бы остался висеть на поясе для красоты. — Только очень редко этого хочет.
Поворачиваюсь к кораблю и тихо присвистываю. «Зорянка» вкопалась в листья брюхом и уперлась носом в толстый ствол. За ней вдаль тянется широкая просека поваленных обугленных деревьев.
— Повреждения?
— Почти никаких, нам повезло, — я кожей ощущаю, как Герант встал рядом, почти касаясь меня плечом. — Но Бардо израсходовал весь запас топлива на этот прыжок. Если хотим взлететь, то нам нужны топливные элементы.
— Топливо? — я удивленно вскидываю брови и поворачиваюсь к мужчине. — Здесь?! И вообще, где мы?
