Еще мгновение — и Хлоя уже стояла на пороге, молча оглядывая комнату. Она была самой большой из всех, увиденных ею, с такой же массивной мебелью, как и во всем доме. Кровать сэра Хьюго была огромной, с резными столбиками в виде причудливых животных, балдахин и занавеси — из вышитой золотистой парчи. Но все это убранство имело весьма запущенный вид. Это была всего лишь тень былого великолепия. Полог кровати был открыт, и спящий мужчина даже не пошевелился, когда она осторожно вошла в комнату.
Окна были открыты, и она слышала, как кто-то насвистывал во внутреннем дворике. Очевидно, это был грум или рабочий конюшни.
Девушка вновь взглянула на постель. Густые темно-каштановые волосы прикрывали лицо спящего; простыня соскользнула с его плеча, обнажив темную загорелую кожу и выгоревшие от солнца волосы на его руках. Хлоя не могла не заметить, что под материей скрывалось мощное тело сильного мужчины. Еще в холле она обратила внимание на его высокий рост и широкие плечи, хотя была занята массой других вещей. А сейчас человек, которому предстояло отвечать за нее следующие четыре года, буквально поразил ее своей силой, хотя был совершенно неподвижен.
Неодолимая сила влекла ее в комнату. Она приблизилась к постели еще на шаг, и тут мир перевернулся.
Секунду назад она стояла и вдруг оказалась на кровати, лицом вниз, одна рука ее была с силой заведена за спину, а живот прижался к его крепким мускулистым бедрам. Хлоя отчаянно замолотила ногами, но тут ее руку заломили еще выше, отчего на глазах у девушки выступили слезы. Ей пришлось перестать двигаться, чтобы боль не стала еще резче, тогда хватка немного ослабла.
— Ах ты, маленькая проныра, — зашипел над ней негодующий голос. — Что, черт возьми, ты делаешь, рыская и вынюхивая в моей спальне? Что ты искала?
Еще один рывок за руку последовал за сердитым вопросом, и она едва сдержала крик от боли.
— Я ничего не искала. — Она попыталась повернуть голову, чтобы освободить лицо от мешающего говорить покрывала. — Пожалуйста… Вы делаете мне больно, — взмолилась Хлоя.
Хватка вновь незначительно ослабла.
— Я ничего не искала, — повторила она со слезами потрясения в голосе. — Я только хотела осмотреться, а ничего не искала.
Хьюго ничего не сказал в ответ, и она еще некоторое время оставалась в том же положении. Он крепко держал ее за запястье и тут внезапно начал ощущать тело, лежавшее у него на бедрах. Она была очень легкой… Такой же, как когда-то ее мать. На мгновение печаль острой болью сковала его сердце.
— Интересное объяснение, — сказал он через минуту. — И на что же ты смотрела?
Изящное тело, почувствовав некоторую свободу, слегка передвинулось, и, неприятно пораженный, он понял, что ее близость воздействует на него совершенно нежелательным образом. Он еще крепче сжал ее запястье.
— Ну?
— …На вещи… на все… на сам дом. Я хотела узнать, где что. Между прочим, я нашла письма адвоката и сестер Трент. — Слишком поздно она вспомнила, что еще не решила, отдавать ли последний документ. — Я собиралась отдать их вам… Пожалуйста, позвольте мне встать.
— Едва ли стоило отдавать их, пока я сплю, — заметил он, удивляясь, почему столь безыскусное объяснение звучит так убедительно. Он отпустил ее руку. — Можешь встать.
Она отстранилась, и он был освобожден от ее почти невесомого тела. Только когда она отдалилась, он понял, что только что ощущал аромат ее волос и кожи. «Лепестки роз и лаванда, — подумалось ему, — и чуть-чуть медового клевера».
— Отойди подальше и дай мне посмотреть на тебя, — неожиданно произнес он.
Хлоя так и сделала, с опаской глядя на него и потирая болевшую руку. Она привыкла к прохладному приему, но нынешний опыт был решительно неприятным.
Хьюго сел повыше на подушки, подумав мимоходом, что головная боль прошла, и он чувствовал себя настолько хорошо, насколько обычно чувствовал себя после того, как проходило похмелье… до следующего утра. Взглянув на часы, он увидел, что проспал полтора часа. Не так уж много для одной ночи, но придется довольствоваться и этим. Он вновь посмотрел на девушку, впервые разглядев как следует и мысленно сравнивая ее с Элизабет.
Он внезапно осознал, что Хлоя Грэшем была поразительно красива. Он всегда считал Элизабет красавицей, и ее дочери были присущи лучшие черты матери. Но если красота Элизабет была с каким-то изъяном, то совершенство ее дочери было безукоризненным. У Элизабет рот был чуть-чуть маловат, глаза, возможно, поставлены немного ближе, чем хотелось бы, а нос слегка длинноват. Эти недостатки, обычно незаметные, обнаруживали себя только при сравнении с абсолютным идеалом женской красоты.
Светлые волосы девушки были гладко зачесаны и туго заплетены в две толстые косы, струившиеся по ее спине. Прическа несколько сковывала блеск волос, но одновременно резко выделяла прелестные черты ее лица.
Тело Хлои было облачено в невыразительное, бесформенное платье из саржи тускло-коричневого цвета, которое обтягивало его там, где не нужно, и висело там, где не следует. Хьюго пришло в голову, что это был искусно продуманный покрой наряда, который должен был скрыть женственность носившей его девушки. Но все же портному не хватило изобретательности, чтобы скрыть изящество и хрупкое совершенство прекрасно сложенного, миниатюрного тела Хлои. Он снова почувствовал, что не может равнодушно смотреть на нее, но попытался не придавать значения сигналам, которые подавало ему его собственное тело.
— Распусти волосы, — потребовал он внезапно. Резкий приказ напугал ее, но она послушно развязала ленты и расплела толстые косы, расчесывая волосы пальцами.
Результат был поразительным. Облако золотистых волос густым покрывалом струилось по ее спине, обрамляя лицо, выделяя яркую синеву глаз и персиковую нежность ее кожи.
— Бог мой, — прошептал он про себя, а затем заметил вслух: — Это самое ужасное платье из всех, что я видел.
— О, я знаю, — ответила она со смехом. — И у меня, по меньшей мере, еще дюжина таких же. Думаю, их задумывали как спуд.
— Что-что?
— Или как кущи? — задумалась она. — Не помню точно, но в любом случае это из Библии… «Не должно держать свет под спудом». — Она вздернула брови. — Или «кущи» тут больше подходят, а?
Хьюго потер виски, опасаясь, что опять вернется головная боль.
— Я, очевидно, невероятно бестолков, девочка, но боюсь, что ничего не понимаю.
— Платья должны скрывать мою фигуру, — объяснила она, — от викария, от племянника мисс Трент и от помощника мясника.
— А, — сказал он, — теперь я начинаю понимать.
Он откинулся на подушки, рассматривая ее сквозь полузакрытые веки. Мало кто из зеленых юнцов смог бы устоять перед такой сияющей красотой. Осмотрительный опекун, несомненно, попытался бы приглушить эту красоту в нежелательной компании.
Хлоя продолжала стоять у постели, в свою очередь, пристально разглядывая его. Простыня сползла вниз, обнажив его торс, и взгляд Хлои упал на крошечный рисунок на его загорелой коже, чуть выше сердца. Рисунок очень напоминал свернувшуюся клубочком змею. Она никогда раньше не видела мужчину без рубашки и не пыталась скрыть своего интереса.
