Эгоизм породил ещё худшую отраву — страх, что судьба отплатит мне за равнодушие и убьет точно так же.
Я свернула на свою улицу и молча шла по узкому тротуару вдоль домов своих соседей. Шла и обдумывала то, что произошло.
Грызла сама себя, после разговора с Энн, в результате ощутив явственно, что привязали меня, а не я.
Моей целью было привязать одного из них к себе, втереться в доверие и попасть в круг общения, в котором за год до своей смерти жила Изабель.
Они прекрасно знали, кто я. Естественно и Ли, и его ублюдки друзья были в курсе того, что Грета Делакруз родная сестра Изабель Делакруз, и перевелась из Гарварда.
Сперва я и не думала, что моя игра зайдет настолько далеко. Если бы не то, что мне отдали в общине.
Простую тетрадь, куда моя сестра записывала все свои греховные мысли.
"Тетрадь для исповеди", в которой я впервые увидела имя "Майкл Ли".
И то что я прочла…
Именно это не оставило мне выбора. Этот парень был единственным, то мог знать что произошло два года назад на той вечеринке, где Изабель впервые попробовала наркотики.
Спал ли он с моей сестрой? Я не могла знать, наверняка, но то что Иззи боготворила эту тварь и готова была отдать всё ради его внимания к себе — это факт.
Именно подобное она и писала в своей тетради:
"Сегодня меня посетила первая мысль о том, что я умираю. А самым страшным стало осознание того, что виновата в этом сама.
Но Май успокаивает меня. Я смотрю на него и мне становится легче принять то, во что я превратила свою жизнь.
Один разговор с ним в кампусе, и я снова хочу жить. Один взгляд на него, на его руки, лицо, тело и я хочу снова стать тем, кем была когда-то.
Но это грех… Этот парень само олицетворение грехов.
Так говорит наставник.
Мистер Абрахамс запретил мне даже думать о Майкле и его друзьях. Он запретил мне ходить на лекции, и заставил три недели просидеть в этом захолустье.
И мама поощряет это.
"Это путь к спасению!" — говорит она.
Но я знаю, что меня не спасти. Ведь вчера опять сорвалась. Сбежала, и поймав машину у шоссе, вернулась в Сиэтл за новой дозой.
Получить её не тяжело. Просто попросить и тебе запихнут отраву прямо в зубы, чтобы ты продавала себя с ещё большим удовольствием. Отдавала свое тело так, словно сама этого хочешь.
Я не нашла Майкла… Но меня нашел папа…
И теперь мне противнее вдвойне. Потому что это всего лишь ничтожных несколько часов, когда я в своем уме. Когда меня не ломает и не выкручивает.
Но в такие моменты мной крутит другое — стыд и осознание того, что я разрушила свою жизнь, ради мимолетного удовольствия.
А ещё позор перед отцом, который увидел, наконец, своими глазами, в кого превратилась его малышка Иззи.
Грета… Да, этой су*** они всегда гордились.
Она его и утешит, пока я спокойно уйду…"
Я остановилась посреди нашего газона, и посмотрела на входную дверь. Скоро Рождество, но мама даже не готовится к нему. Ей плевать на всё, кроме Иззи и того, что это первый праздник, который будет без сестры.
Дверь скрипнула, а в мою сторону тут же ударил запах жаренных овощей и пасты.
Папа стоял на кухне в черном фартуке и молча готовил ужин, закатив рукава белоснежной рубашки.
— Привет, Грета. Садись, сейчас будем ужинать, — он бросил эти слова через плечо, и открыл крышку кастрюли, добавив туда ещё томатов.
Просторная кухня. Огромная и светлая, с шикарной черной мебелью, которую только неделю назад вмонтировали.
"Отец выплатил все кредиты…" — пронеслось в голове, а в груди сдавило.
Ещё три месяца назад в этом доме было заложено всё вплоть до последней вилки. Все деньги уходили на лечение Иззи в реабилитационном центре. Не говоря уже о том, сколько украшений и других ценностей она просто вынесла отсюда.
— Я… Не хочу есть.
Прошептала и отвернулась, чтобы уйти, но отец меня осёк:
— Я прошу тебя, Грета. Не бросай хотя бы ты меня, — тихо прошептал папа, и я остановилась, — Мама в очень тяжелом состоянии. Я не могу справиться один. Всё, о чем прошу…
Поворачиваюсь и вижу пелену слез от обиды в глазах папы, который вымучено улыбаясь, заканчивает:
— Поешь со мной. Я старался сделать всё, как мама, и надеюсь, мы не отправимся.
Он нахмурился и хохотнул, на что я лишь кивнула с той же бесцветной улыбкой:
— Хорошо, папа. Но с тебя разрешение на пару глотков пива, — я села за столешницу и передо мной тут же поставили две тарелки полные стряпни и две банки обычного светлого пива.
Ели молча. Теперь это традиция. Дикая и убогая, которая появилась после ухода Иззи.
Раньше, когда мы были детьми, здесь всегда играла музыка и работала плазма, пока мы ужинали. Рич носился по прихожей и холлу, ожидая когда мы с Иззи пойдем прогуляться к Фицпатрикам, которые держали огромное искусственное озеро у себя на участке.
Рич… Его нам подарили на Рождество, когда Иззи исполнилось пять. А когда она умерла, умер и он. С разницей в две недели.
Его ошейник до сих пор висел у дверей. Именно тот, который я привезла из Вашингтона, когда ездила туда со своим бывшим парнем.
Дженсен Леврой… Сын влиятельного политика, и один из лучших студентов на нашем потоке. Именно этот человек стал моим первым мужчиной.
И Майкл Ли… который стал вторым.
"Моя жизнь и вправду была другой…"
Я посмотрела на себя в отражении окна своей комнаты, и стянула полотенце с головы, взяв в руки черную тетрадку, которая лежала на моём рабочем столе.
Идеальный беспорядок. Но даже в таком хаосе, эта вещь, как темное пятно, была видна от самого порога в огромную светлую спальню, в которой почти не было черного.
"Ненавижу черный! Самый противный и страшный цвет, который теперь вызывает и отвращение…" — пронеслось в голове, когда я открыла тетрадь сестры и прочла её запись в голос:
