Опустившись в плетеное кресло во главе стола, вице-король Фальтинальд Гвин провел ладонями по столешнице и с удивлением ощутил пробежавшее вверх по рукам щекочущее покалывание. Его милость нарочно задержал пятерню над драконьей пастью, но тут же одернул себя. Можно подумать, он и впрямь ожидал, будто произойдет что-нибудь эдакое! А работа великолепная. Гвин усмехнулся. По крайней мере, это первая приличная вещь, оставленная ему в наследство покойным предшественником.
— Ничего, погодите, скоро все будет по-новому! — негромко произнес он.
Вероятно, порыв ветра всколыхнул пламя фонарей, иначе с какой бы стати изумрудная инкрустация в виде драконьей головы на миг вспыхнула ярче?
Глава 3
Конова Стремительный Дракон не доверял деревьям с тех самых пор, как шестилетним мальчишкой сверзился с одного из них на землю. И после этого их отношения делались только хуже и хуже. Он стремительно развернулся, высматривая у себя за спиной малейшее движение. Звериная тропа, по которой он шел, была сильно утоптана, а по обеим ее сторонам возвышались деревья. Огромные, коричневые, зеленые. И совершенно неподвижные. Это хорошо. Кто-то прожужжал над ухом. Конова хлопнул себя по затылку и поднес руку к лицу, разглядывая добычу. Он удовлетворенно хмыкнул: одной черной мухой на свете стало меньше.
— Будешь знать, как кусаться!
Стремительный Дракон обтер ладонь о ближайший ствол. Потом отхлебнул из висевшей на плече фляги и пригляделся к странному душному лесу, ставшему теперь его домом.
На каждом шагу голова шла кругом от очередной волны резких звуков и запахов. Насекомые, птицы и разнообразное зверье пищали, верещали, чирикали, зудели, кишели, ворковали, каркали, рычали, тявкали и кусались весь день, а самое противное — и всю ночь напролет. Деревья выделяли целые бочки противной смолы, вонявшей ничуть не лучше гостей на придворном балу в столице Калагрии в разгар лета, где Конове довелось побывать много лет тому назад.
Уже одной этой вони, шума и гама с избытком хватало, чтобы заставить Конову возненавидеть лес, но злой судьбе подобной мелочи показалось мало — в довершение ко всем неприятностям ему постоянно казалось, что деревья за ним наблюдают. Хуже того, его терзало нарастающее подозрение, будто они пытаются ему что-то сказать. Конова подошел к одному из них, занес было руку, собираясь похлопать по стволу, но дерево по-прежнему выглядело и вело себя в точности так же, как любое другое, самое обычное дерево, и понять, что оно хочет и чего ему надо, решительно не представлялось возможным.
«Это все из-за жары», — решил он, утирая пот со лба. Летом в Эльфии царила удушливая жара, зимой вместо снега лили дожди, ну а все остальное время заслуживало определения просто хренового.
Конова был один здесь, в лесу. Как и весь нынешний год.
Нахлынули воспоминания. Много-много лет назад он, держась за сломанную руку, пинал уронившее его дерево и разъяренно вопил: «Ненавижу лес! Не хочу быть эльфом!»
Прошли годы, десятилетия, а прежние чувства нисколько не изменились.
Конова со вздохом выпустил фляжку, повисшую у него на боку, вытянул перед собой руки ладонями вверх и задумался, удастся ли ему когда-нибудь снова стать вершителем собственной судьбы. Он повертел кисти, внимательно их рассматривая. От природы смуглые, сейчас они потемнели еще больше, приблизившись по цвету к красновато-бурой коре растущих вокруг деревьев. «Прекрасно, — подумал он, — я сам превращаюсь в одно из этих проклятых растений!» Конова провел ладонями по длинным черным волосам, висевшим теперь спутанной копной. Он бы не удивился, нащупав среди них проросшие листья. Листьев Стремительный Дракон не обнаружил, зато пальцы коснулись ушей. В отличие от правого, как и полагается заостренного, левое венчал жесткий корявый шрам. Кончика уха Конова лишился не по своей воле, однако эта потеря не слишком его расстраивала. Он не особенно дорожил своим наследием.
Он смежил веки, вслушиваясь в голос леса. Лес молчал. Конова приоткрыл один глаз, чтобы проверить, не произошло ли каких-нибудь изменений. Большая, ярко окрашенная змея ползла по стволу старого кривого тика, ловко цепляясь всем телом за шелушащуюся светло-серую кору. Рептилия замерла, оглянулась на него. Изо рта, пробуя воздух, вылетел раздвоенный язычок. Конова опять закрыл глаза и сосредоточился на змее, однако ощутил лишь, насколько глупо сейчас выглядит. Он сдался и снова обратился к самим деревьям.
Местная растительность вовсе не походила на тонкие, стройные сосны и ели или коренастые дубы с тяжелыми раскидистыми ветвями, привычные ему с детства. Здесь все кривилось и извивалось. От древесных стволов до взбирающихся на них животных и лиан. Даже листья выглядели по-другому. Одни — широкие и плоские, другие — ядовито-зеленые и горькие на вкус.
Конова решил испробовать новый подход. «Ты же эльф, — напомнил он себе, — ты дитя природы, тебе это ничего не стоит!» Стремительный Дракон замедлил дыхание, заставил тело расслабиться, позволив душе леса проникнуть в него… Душе? Проникнуть? Конова покачал головой. Бесполезно это все. Вокруг кишела жизнь, каждое создание обладало своим собственным голосом, но он слышал только шум и ощущал только хаос.
Вот так же было и в тот день, когда он явился на луг новорожденных, чтобы стать эльфом Недремлющей стражи. Он помнил, как с восторгом и страхом входил в святая святых Ххар-Вира, Дремучего леса, в поисках того единственного юного деревца, которое согласится стать его рик фауром, названым братом.
«Отпусти свой дух бродить среди них, и одно из них воззовет к тебе», — сказали ему. И Конова провел на лугу целых пять дней, без пищи и воды. Он ждал и надеялся. В конце концов эльфы унесли его прочь, поскольку он настолько ослаб, что не мог двигаться сам, однако ни одно деревце к нему так и не воззвало. Волчьи дубы, живое воплощение могущества природы, оценили Конову и отвергли, ибо сочли недостойным. Мысль о неудаче терзала его до сих пор. Даже эльфийская ведьма, которой старшие пугали непослушных детишек, и та сумела найти себе молодой дубок, согласившийся связать с ней души!
Конечно, все нынешние потуги бесполезны, но попытаться еще раз все же стоило… Он вскинул руки над собой и снова воззвал к деревьям. Ответа не пришло, если не считать стайки комаров, набившихся ему в рот. Сердито отплевываясь, Конова опустил руки и влез в потрепанные и залатанные лохмотья — все, что осталось от мундира. Зеленая форма Калагрийской имперской армии выгорела до грязно-белой, на локтях и коленях красовались криво пришлепанные заплаты из черной кожи, хранившейся у него в вещмешке. Но зато мушкет пребывал в идеальном состоянии. Конова легонько провел пальцами по ложу и улыбнулся, ощутив холодное и безжизненное прикосновение слитых воедино стали и дерева. Оружие работало безупречно, достаточно лишь держать порох сухим, а механизм смазанным. Его не требовалось «чувствовать», в отличие от магических клинков, созданных волчьими дубами для их рик фауров.
Раскатистый рык заставил Конову обернуться. Джир, неразлучный спутник в течение последнего года — возможно, именно благодаря ему Стремительный Дракон не спятил тут в лесу окончательно, — замер в футе от него. Он подобрался так беззвучно, что эльф его не заметил.
