Поэтому Анцкар сознательно пошел на риск, который мог закончиться губительно для него. Упырь желал отомстить за Файтанха. Желал так, как никогда ни жаждал человеческой крови. А для упыря это много значит. Он нагнулся влево, будто бы готовясь к прыжку с этой стороны, а потом быстро метнулся к левому боку врага. Внутренний Взор, присущий трансформе упыря клана Дайкар, позволял следить за противником со всех сторон. Как бы тот ни попытался отреагировать на атаку, упырь по малейшему движению смог предсказать его дальнейшие действия и поменять стиль нападения. Сейчас Анцкар готовился ударить смертного мечом в правый бок, отпустить меч, освободившейся рукой нанести удар в горло, перехватить меч другой рукой и разрезать врагу живот. С той скоростью, которая была доступна, упырь не сомневался в своем успехе.
Враг умрет. Враг должен умереть.
Замах слева в правый бок противника. Левая рука перед грудью, будто бы защищая ее, а на самом деле готовясь перехватить меч. Он уже почти рядом с развевающимся на ветру плащом. Еще немного, и можно посмотреть в лицо, скрытое капюшоном! Вот он бьет и…
Что?! Почему его правую руку крепко держит левая рука врага, а левая ладонь схвачена правой рукой и прижата к груди? Почему он не видел движения врага? Почему, при всей его трансформированной силе, он, дитя Ночи, Живущий в Ночи, подпитываемый ее энергиями и силами, почему он не может освободиться от захвата какого-то смертного?
Меч упал в мягкую траву у ног.
Из-под капюшона раздался смешок:
— И это все?
Молчание. Только скрипит клыками Анцкар, пытаясь освободиться от железного захвата.
— И это все, на что способен Дайкар?
Молчание. Только шипит сквозь стиснутые клыки Анцкар, когда противник крепче сжимает его руки.
— Какая жалость!
Капюшон внезапно приближается к лицу упыря. Из темного провала сверкает красный зрачок.
— У тебя совсем нет духа.
Он вдруг каким-то неуловимым образом перехватил руки Анцкара выше кистей и одним движением поднял их вверх. Упырь только начал догадываться о намерениях врага, когда тот вывернул ему руки и с силой нажал на запястья, ломая лучевые кости. Но смертный не остановился на этом. Анцкар не успел даже закричать от боли, а враг подпрыгнул, коленями ударив по локтям Анцкара и сломав локтевые суставы. Руки упыря треснули, как сухая деревяшка под ногой гиганта.
— Твой дух слаб, — сказал смертный, отпуская Анцкара, руки которого безвольными плетьми повисли по бокам.
Упырь взвыл от боли, из глаз покатились слезы, мешая разглядеть врага, но он продолжал стоять, превозмогая себя, превозмогая желание упасть на колени и вымаливать жизнь.
Он знал — его не пощадят. Потому что…
— Те, у кого слаб дух, не должны сражаться, — говорил смертный, неторопливо сжимая голову Анцкара. — Ведь они обманывают самих себя. Слабый духом может проявиться в других делах, но не в сражении. Но если ты сражаешься с тем, чей дух превосходит твой… — Анцкар почему-то знал, что будет дальше. — …Приготовься к тому, что пощады не будет.
Крепкие ладони прижались к ушам упыря, смазав слова, но он все равно слышал, что говорит смертный.
— Ибо не пощадив тебя, сильный духом выкажет уважение к тебе. Он сравнит тебя с собой, дав тебе умереть как обладающему духом.
Темнота капюшона поглощала весь мир, втягивала его в себя, и даже остатки Внутреннего Взора Анцкара затягивало в него, словно в водоворот, но все равно упырь не видел, что скрывает капюшон, будто действительно там была лишь тьма.
А затем мир перестал быть. Словно его полностью засосало в тьму капюшона.
…Олекс вздохнул. Череп Дайкара сломался легко, и упыриный мозг сочился сквозь его пальцы вместе с обломками костей.
— Жаль, — пробормотал смертный. Его затрясло. — Мне нужен был более сильный противник.
Он осмотрелся. Ахес неторопливо шел от пробитого им Купола. Плащ, обдуваемый ветром, развевался за спиной, придавая Ахесу вид нетопыря. Мастер говорил, что такова приблизительно трансформа клана Соон…
Почему-то вспомнилась Эвана. Хотя понятно почему…
Олекса затрясло сильнее. Он поднес руку ко рту и лизнул. Мозг упыря оказался невкусным, как сырые креветки, к тому же попался кусочек кости, и настроение испортилось окончательно.
Ахес, словно почувствовав неладное, ускорил шаг.
Олекс сжал кулаки. Почему ему оставляют слабаков? Почему они думают, будто он недостаточно хорош для других противников? Они считают его слабым? Он недовольно топнул ногой, оставив после удара двадцатисантиметровую вмятину в земле.
— Проклятье! — рявкнул Ахес и побежал.
Почему Тавил сказал, что он разберется с Высоким упырем, а остальные пусть займутся охранниками? Он не верит, что силы духа Олекса достаточно для схваток с Высокими? Он не верит в силу Олекса?
Олекс заулыбался. О! Тогда он знает, что нужно сделать. Они поймут, как силен его дух! Они поймут, как силен дух Олекса!!!
Он поднес руки ко рту, кончиком языка слизнул остатки мозга и приготовился. Сейчас морфе даст ему выход к энтелехии и тогда…
Ахес налетел на него сзади, схватил за руки и оттащил их от лица. Олекс недовольно зашипел. Ахес нажал на болевые точки на запястьях и надавил коленом на спину, фиксируя движения Олекса.
— Вы все… все завидуете моему духу! — выкрикнул Олекс.
К ним уже спешили Затон и Тавил. Ахес держал товарища, но чувствовал, что это ненадолго. Их способности различались — и его способность совсем не была рассчитана на ближний бой.
— Дерьмо! — Тавил остановился и с размаху погрузил руки по локоть в землю. Трава сразу же зашевелилась и поползла вверх, опутав Олекса.
Ахес перевел дух. Теперь держать этого психа было легче, но расслабляться явно не стоило.
— Разожми ему зубы, — сказал Тавил, поморщившись. Он не выносил запаха лекарств, которым поили Олекса во время приступов.
Затон с привычкой, выдающей, что он делает это не в первый раз, схватил беснующегося за челюсть и ловко засунул меж зубов железный цилиндр. Придерживая одной рукой подбородок, другой он вытащил из недр своего плаща дурно пахнущий пузырек и влил его содержимое через раструб в цилиндре. Олекс задрожал, его мышцы напряглись. Ахес напрягся, готовясь сломать ему руки, если что-то пойдет не так. Но Олекс успокаивался, его дыхание приходило в норму, а жажда убивать, которая была такой плотной, что из нее можно было лепить снежки — и весьма смертоносные снежки, — отступала.
— Ты в порядке? — Тавил не спешил доставать руки из земли, с опаской вглядываясь в капюшон Олекса.
— Да, — глухо прозвучало в ответ. — Мы можем продолжать. Я держу себя в руках.
— Если тебе так нужно, психуй, когда сойдешься с Хранителем, — мрачно сказал Ахес, медленно отпуская товарища. — Пусть лучше он оценит твою ненормальную голову, чем мы снова станем свидетелями твоего безумия.
