— Я приготовила то, что удалось найти, сэр. Я поем после вас, если вы не возражаете.
Джек никогда не слышал, чтобы ребенок изъяснялся подобным образом. Запустив пальцы в волосы, он устремил на девочку подозрительный взгляд. Они с Шоном могли сцепиться из-за последней лепешки, оставшейся на тарелке, а драки при дележке пойманной рыбы или краденых яблок были обычным делом в его детстве. Возможно, девочки другие. Эйслин была слишком мала, чтобы участвовать в этих схватках, но Джек до сих пор помнил, какой отпор давали ему его рослые ровесницы, когда он пытался стянуть у них завтрак. А ведь эта малышка так голодна!
— В буфете есть тарелки. Поедим вместе, — буркнул он и направился к двери, предоставив гостье делить еду.
— Лошади уже напоены, сэр, — робко произнесла она ему вслед. Обернувшись, Джек скорчил сердитую гримасу.
— Меня зовут Джек. И я сам знаю, что мне делать.
Фейт испуганно подпрыгнула, когда он захлопнул за собой дверь. Затем, бросив голодный взгляд на яичницу, шипевшую на сковородке, позволила себе немного расслабиться. Несмотря на грубоватые манеры, он не производил впечатления людоеда, способного сожрать ее на завтрак. Распахнув дверцы буфета, Фейт обнаружила там несколько жестяных мисок и кружек и поставила на стол. Затем разделила яичницу на две части, выделив хозяину большую порцию. При таких габаритах он, надо полагать, испытывает большую потребность в еде, чем она. Поставив миски поближе к пышущему жаром очагу, она нарезала черствый хлеб, обмакнула в образовавшийся на сковороде жир и слегка обжарила на огне.
К тому времени, когда Джек вернулся, чай уже заварился, и, пока он стряхивал снег с сапог, Фейт разлила по кружкам обжигающую жидкость. Чай считался дорогим напитком, и оставалось лишь гадать, почему есть чай, но нет еды.
В комнате имелся только один стул. Не долго думая, Джек взял тарелку и уселся на пол, скрестив ноги. Схватив пальцами поджаристый ломтик ветчины, он жадно впился в него зубами.
— Вы не должны сидеть на полу! И потом, это моя миска. Вот ваша. — Она взяла тарелку с большей порцией и поставила ее на стол. — Где у вас вилки?
Джек проглотил ветчину и недовольно скривился.
— И как ты умудрилась нарезать такие тонкие кусочки? Мужчине требуется что-нибудь посущественнее, чтобы было, что положить на язык. Налей-ка мне чаю. Надеюсь, он крепкий?
Что-что, а приказы Фейт отлично понимала. Она поспешно протянула ему кружку.
— Я не нашла сахара и сливок, — произнесла она извиняющимся тоном.
— И не найдешь, поскольку здесь этого не водится. Садись и ешь. — Он махнул в сторону стола. — Где-то в ящиках была вилка, но можно обойтись и хлебом. — В подтверждение своих слов он подхватил яйцо кусочком тоста и целиком сунул в рот.
Отсутствие манер не могло отвратить Фейт от еды, но усесться за стол, когда хозяин сидит на полу… Это шло вразрез со всем ее жизненным опытом. В растерянности она поискала в буфете вилку; затем, видя, что он не собирается вставать, покосилась на миску с яичницей, при одном взгляде на которую у нее текли слюнки. Решившись, Фейт взяла тарелку и кружку и опустилась на пол с другой стороны очага.
Он не повел и ухом, когда она откусила кусочек от толстого ломтя хлеба. Они ели в дружелюбном молчании: Джек — небрежно вытянув длинные ноги, и девочка — чопорно расправив юбку вокруг согнутых коленей. Джек наблюдал затем, как она ела. Она не только разговаривала не так, как другие дети, но даже ела по-другому. Несмотря на тот очевидный факт, что ей пришлось голодать, она аккуратно поддевала каждый ломтик ветчины вилкой и тщательно прожевывала его, прежде чем проглотить.
Покончив с едой, она закрыла глаза и блаженно вздохнула. Джек поразился вспышке удовольствия, которую он ощутил, наблюдая за ней.
Прежде чем он успел что-либо сказать, девочка вскочила на ноги и налила ему еще одну кружку чая. Затем сняла с огня котелок с горячей водой и принялась мыть посуду.
Джеку, который преспокойно оставлял кухонные принадлежности накапливать жир, пока к ним не начинали проявлять интерес полевые мыши, подобное усердие казалось, мягко говоря, необычным.
Продолжая наблюдать за ней, Джек подумал, что ей не мешало бы помыться. Хотя она явно предпринимала попытки отскрести лицо и руки, эти усилия не распространялись на грязную шею и спутанные волосы, напоминавшие воронье гнездо. К подолу засаленной юбки прилипли комья земли, потрепанные манжеты потемнели от грязи. Измятый лиф платья свисал неопрятными складками с остреньких плеч, и Джек поморщился при виде тоненьких запястий, торчавших из чересчур коротких рукавов. Худенькая и бледная, она напоминала унесенную ветром пушинку одуванчика.
Пока Джек изучал свою гостью, Фейт собиралась с духом. Ей никогда не приходилось работать у одинокого мужчины, но было очевидно, что он нуждается в ее услугах. Сковородку никто не мыл годами, пол покрывал слой мусора, скопившийся не за один день. Фейт знала, что она неплохая кухарка. Да и руки у нее работящие. Они так и чесались заштопать прореху на его рубашке. Полотно было хорошего качества и могло прослужить еще несколько лет. Вот только как убедить этого сурового незнакомца, что она может быть ему полезна?
— Завтра я порежу ветчину потолще, если вам это больше нравится, — робко произнесла она.
Мужчина приподнял густые брови.
— Снег прекратился. Тебе лучше отправиться дальше. Я провожу тебя до дороги.
Отчаяние захлестнуло Фейт, и она не смогла сдержать слез, когда поняла, что позволила себе увлечься несбыточными надеждами. После всего пережитого ей следовало бы быть умнее, но здравый смысл отступал перед ужасающей перспективой снова оказаться на заледеневшей дороге с пустым желудком, не имея места, где приклонить голову. Она сделала сделать все возможное, чтобы хоть ненадолго задержаться в этой уютной хижине.
— Я не боюсь работы, — заявила она с вызовом, порожденным безнадежностью и отчаянием. — Я могу мыть полы, готовить еду, чинить белье, ухаживать за лошадьми. Я мало ем. Если хотите, я могла бы спать в амбаре.
Будь она даже самой красивой женщиной на свете, Джек все равно сказал бы «нет». У него есть цель, которая не предусматривает наличие партнерши. Пока, во всяком случае. Если ему понадобится женщина, он всегда ее найдет, не поступаясь своим уединением и не взваливая на себя такую обузу.
Но зачем ему этот ребенок? Странный, на удивление вежливый и молчаливый, но все же ребенок. Да и ей незачем становиться частью его неприкаянной жизни, хотя едва ли это хуже, чем тяготы зимней дороги. Джек вдруг понял, что у него не поворачивается язык выгнать ее на улицу.
— Здесь не место ребенку. У тебя что, нет дома? А как же твоя семья? — Это было все, на что он оказался способен.
Девочка не подняла головы. Борясь со слезами, она продолжала усердно тереть сковороду.
— Никто не вспомнит обо мне. Можете не беспокоиться. Я искала работу, но ничего не подвернулось. Мне не нужно денег, только ночлег и еда.
