— Артур не считается, — фыркнул землянин. — Он всегда лезет в пекло и всегда выживает. Неубиваемый пацан с непробиваемым эго.
— Потому что Артур — большая шишка, сын крутого папочки, — буркнул землянин слегка обиженно. И засопел.
И я вдруг поняла, что допустила страшную ошибку. Вместо того, чтобы узнать побольше о своем собеседнике, я начала говорить о другом мужчине…
Дура ты, Вилка.
Будто коучей в инстаграме мало читаешь.
Глава 7. Финансист всея академии
Конечно же, я поспешила исправиться. И сделала это вполне искренне: личность землянина была мне интересна. Тем более, он обо мне уже кое-что знал — пока я валялась в лазарете, новость о моем появлении облетела академию. "Кусачий щеночек Артура" — так меня успели прозвать, как я обнаружу потом…
А пока мои глаза постепенно привыкали к темноте, и я стала различать своего собеседника. Землянин был достаточно высоким, широкоплечим, волос у него было немерено: не только хипстерская борода, но и кудрявая макушка. Эдакая секси-овца с лукавыми черными глазами. Из одежды, кажется, что-то вроде кожаного жилета поверх черной рубашки и замшевых брюк.
М-да, в любом случае, не надо обижать его невниманием.
— Ну да что мы о сирых и местных! — заявила я, имея ввиду Артура Ван Хофф Эдинброга. — Как тебя-то зовут, земляк?
— Бóрис Отченаш, — представился курчавый.
— Как?..
Он повторил это удивительное имя. А потом рассказал свою историю. Говорил он быстро и ладно, видно — не в первый раз вещает.
Бóрис — он же Бор — попал в академию три года назад.
— Я тут сразу освоился, потому что это далеко не первый мой переезд, — говорил Бóр, наставительно подняв указательный палец. — Уже на Земле меня помотало. Я, знаешь ли, космополит.
Оказалось, он родился в распадающемся СССР, а детство провел в Литве, в городе Каунас. Играл в футбол (что очень там популярно, как он заявил). Потом семья эмигрировала в Штаты (футбол сменился на плавание). Оттуда они уезжали в длительные командировки по Ближнему Востоку (не до спорта), а потом Борис пошёл за высшим экономическим образованием в Лондон (гольф). Закончил и… заскучал.
— В Лондоне заскучал?! — неверяще вскинула брови я.
— Истинно так, — резко кивнул Бóрис.
Щетина у него была как у медвежонка, и я все ждала, когда ее подпалит пламя зажигалки. Заискрится, наверное. Красиво будет.
— И, заскучав, я поехал в Москву. В поисках родины и, соответственно, лучшей жизни. Понимаешь?
Я не понимала. Видимо, даже в темноте было видно, скольких сомнений полон мой взгляд.
Борис объяснил:
— Мысль о том, что у тебя где-то есть родина, очень утешает. На нее можно столкнуть все свои житейские неурядицы. Говорить себе: это здесь я неудачник, потому что я на чужбине. А вот как перееду домой, так сразу же заживу, человек человеком.
Я усмехнулась. Мои знакомые частенько говорили что-то подобное. И в то же время противоположное.
Хотели переехать, да.
Вот только от нас Туда, а не Оттуда к нам.
— И что, сработал твой переезд?
— Не-а, — посетовал Борис. — Оказывается, побеги не работают, потому что от себя не сбежишь. В Москве мне было так же тухло. Я работал аудитором на Белой площади, а ночами тусил. А потом не тусил, а качался. Но смысла не было ни в том, ни в другом. Смысл появился, когда я попал сюда! — он подмигнул.
…Это случилось так: однажды поздней ночью Борис возвращался домой и вдруг увидел, что скамейка в парке ползет. Движется боком прочь по дорожке, будто ее тащит кто-то невидимый. И при этом слегка сияет синим цветом в стиле Стивена Спилберга.
Борис заинтересовался и подошел. И услышал странный шепот — будто на латыни… И такое у него было тоскливое настроение, и так всё задолбало (особенно друзья, орущие, что он «зажрался и нормальных проблем не знает»), что он взял и сел на эту скамейку. Закурил. Включил «Сплин» в наушниках.
Ехали они вместе с лавочкой по тропинке, ехали паранормально… А потом шепот усилился, и вдруг — БАЦ! — темнота.
И мгновение спустя Борис вместе со скамьей вываливается посреди старинной учебной аудитории, общитой дубовыми панелями и украшенной гербами.
И в ней сидит полсотни студентов в мантиях и смотрят на него в ужасе.
— Потом они как начали визжать да разбегаться… — хмыкнул Бóрис. — А я что? Сижу, курю тихонько, удивляюсь. Оказалось, это была лекция по извлечению предметов из других миров. Тебе уже сказали, да? Тут умеют изымать вещи и животных. И всё. Каким образом меня перетащить сумели — никто так и не понял, впервые такое случилось. В нормальной ситуации скамья бы пропала, а человек на землю задницей плюхнулся. Ну, с тех пор я здесь и живу.
У меня внутри всё похолодело…
— То есть за три года тебя не смогли вернуть на Землю? — в ужасе прошептала я.
— Ну, вот так прям сходу не смогли, а потом, когда появилась возможность, уже намеренно возвращать не стали. Я сам сказал: не надо. Потому что оказалось, что здесь мне самое место. И я тут счастлив, и академии со мной выгодно.
Я непонимающе нахмурилась.
Из предыдущих разговоров у меня сложилось впечатление, что Борис — это большая разрушительная проблема и черное пятно на репутации Земли. Я сказала об этом собеседнику, и он горделиво зафыркал.
— Не, Вилка, — он покачал головой. — В первую очередь, я не проблема, а главный финансист. Я их денежный гуру, их бухгалтер от бога, их Энди Дюфрейн из «Шоушенка» и Волк с Уолл-Стрит… Этот мир — он почти средневековый, хотя магия сглаживает дискомфорт. И с деньгами тут обращаются спустя рукава. А я начал разбираться. Улучшать. В общем, теперь я отвечаю за казну академии. Веду все расходы-доходы. Помогаю им наращивать капитал. Разбираюсь с банками, землями и так далее. Даже стипендии учредил! И кредиты на обучение. Они на меня молятся, считай. Я поэтому и сказал, что у меня тут смысл появился — я реально делаю что-то важное. Не бумажки в офисе перебираю, а воочию вижу результат своих трудов.
— А почему тогда местные стонут при слове «земляне»? — подозрительно сощурилась я.
— Дело в том, что моя главная оплата за труды — это возможность учиться магии. А получается у меня… бомбически, — развел руками Борис. — Часто все взрываю. Говорят, это из-за того, что я иномирец. Типа у нас с тобой какая-то не такая аура, как у местных, поэтому и заклинания получаются неправильно. Ну а еще я очень обаятельный. Это многих бесит.
— Почему? — не поняла я.
— Они не могут смириться с тем, что я быстро и решительно увожу их девушек, — ухмыльнулся Борис. — И, пожалуй, фамильяров… — мурлыкнул он и как-то очень опасно, по-волчьи, улыбнулся.
