Книга Парижские сестры - Фиона Валпи

Париж стал другим.

Конечно, кое-что оставалось прежним: восклицательный знак Эйфелевой башни все еще подчеркивал горизонт; Сакре-Кёр все еще восседал на вершине своего холма на Монмартре, наблюдая за жителями города, пока они занимались своими делами; а серебряная лента Сены продолжала петлять по дворцам, церквям и скверам, огибая укрепленные фланги Нотр-Дама на острове Ситé и извиваясь под мостами, связывавшими правый и левый берега реки.

Но что-то изменилось. Это были не столь очевидные признаки, как группы немецких солдат, которые двигались вдоль бульвара, и флаги, которые развевались ветром на фасадах зданий с томной угрозой – пока колонны шагали под ними, шелест ткани, украшенной яркими черно-белыми свастиками на кроваво-красном фоне, казался Мирей столь же громким, как любая бомбардировка. Нет, она могла чувствовать что-то другое, что-то отличающееся, что-то менее ощутимое, когда пробиралась из Гар-Монпарнас обратно в Сен-Жермен. Она замечала это в глазах спешащих мимо людей, признавших свое поражение; слышала это в резких голосах немцев из-за столиков кафе. Вид военных машин вернул её в чувство, на них было еще больше нацистских знаков отличия, мрачные эмблемы которых теперь проносились мимо нее по улицам.

То, что открылось перед её взором, было понятно. Столица ее страны больше не принадлежит Франции. Она брошена и предана правительством, словно невеста, которую выдали замуж в спешно организованном браке.

И хотя многие из тех, кто, как и Мирей, бежали от немецкого наступления несколько месяцев назад, теперь возвращались, их ждал совсем другой город. Он, как и его жители, казалось, стыдливо опустил голову под напором жестоких напоминаний, которые были повсюду: Париж теперь в руках Германии.

* * *

Когда дневной свет начал удлинять тени, отбрасываемые оконными рамами по широкому пространству стола для закройки, Клэр наклонилась чуть ближе к юбке, на которую она нашивала декоративную тесьму. Окончив работу несколькими быстрыми стежками, она воспользовалась ножницами, которые свисали с ленты на шее, чтобы обрезать нить. Не в силах сдерживаться, она зевнула, а затем потянулась, потирая уставшую шею и спину.

В эти дни в atelier было так скучно, что многие девушки ушли пораньше, и некому было сплетничать и смеяться во время перерыва. Начальница, мадемуазель Ваннье, приходила в еще более скверном настроении, чем обычно, когда объем работы увеличивался: она понукала швею шить быстрее, а потом набрасывалась из-за малейшей погрешности, которую, по мнению Клэр, в обычных обстоятельствах никто даже и не заметил бы.

Она надеялась, что кто-нибудь из девушек скоро вернется, особенно теперь, когда новая администрация организовала специальные поезда для доставки рабочего люда в Париж, и тогда ночью в спальнях под карнизом не будет так одиноко. В эти дни звуки города за окнами казались Клэр приглушенными, и как только в десять вечера начинался комендантский час, наступала жуткая тишина. Но в тихой темноте здание скрипело и бормотало, и иногда Клэр казалось, что в ночи ей слышатся шаги, и тогда она натягивала на голову одеяло, представляя, как немецкие солдаты врываются в дома, ища, кого бы арестовать.

Скорее всего, она была самой юной швеей, но Клэр не сбежала, как это сделали многие другие, в тот июньский день, когда Франция оказалась в руках нацистов. У нее просто не было возможности поджав хвост бежать домой в Бретань, поскольку ей недавно едва-едва удалось удрать из маленькой рыбацкой деревушки Порт-Мейлон, где ни у кого не было ни малейшего чувства стиля и в которой оставались только совершенно дряхлые или вонявшие, словно сардины, мужчины. С присущим юности безрассудством она решила рискнуть и остаться в Париже. Оказалось, она сделала правильный выбор, поскольку правительство сдалось, лишь бы немцы оставили город нетронутым. Отъезд нескольких ее более старших коллег означал, что ей разрешили работать над более интересными заказами, которые будет поставлять salon[3] на первом этаже. В таком случае, возможно, она привлечет внимание месье Делавина и осуществит свою мечту стать ассистенткой в salon, а затем стать и vendeuse[4], прежде чем ей придется отдать еще много лет тяжелой работе в швейной мастерской.

Она легко представляла себя одетой в безукоризненно сшитый костюм, с волосами, собранными в элегантный шиньон, консультирующей клиентов Делавина по последним веяниям моды. У нее будет свой письменный стол с небольшим позолоченным стулом и целая команда помощников, которые станут называть ее мадемуазель Мейнардье и будут выполнять каждую ее команду.

Начальница включила электричество, осветившее комнату, где несколько девушек начали собирать все необходимое для дневной работы, складывая свои ножницы, подушечки для булавок и наперстки в сумки и вешая свои белые халаты на ряд колышков рядом с дверью. В отличие от Клэр, большинство из них жили в городе, поэтому спешили вернуться к своим семьям, чтобы вместе поужинать.

Мадемуазель Ваннье остановилась, проходя мимо кресла Клэр, и протянула руку к юбке. Она поднесла ее к резкому свету голых ламп, свисающих с потолка, чтобы как следует осмотреть попавший в ее руки предмет гардероба. Ее губы, уже покрытые глубокими морщинами – неизбежное следствие возраста и привычки ежедневно выкуривать по пачке сигарет, – собрались в еще более глубокие складки, когда она сосредоточенно сжала рот. Наконец она резко кивнула и вернула юбку Клэр.

– Погладьте это и повесьте, а потом можете собираться.

Мадемуазель Ваннье всегда давала понять, что те, кто пользовался привилегией поселиться в квартире над ателье, находились полностью в ее распоряжении, и требовала от них многого до тех пор, пока не решала, что их дневная работа наконец завершена, даже если иногда это означало труд до позднего вечера ввиду большого количества заказов и солидных комиссионных. Клэр изрядно раздражало то, что ее заставили остаться позднее остальных мастериц, и раздражение это привело к тому, что она обожгла о горячий утюг нежную кожу на внутренней стороне запястья. Она прикусила губу, чтобы не заплакать от резкой боли. Любая суета только вновь привлечет внимание мадемуазель Ваннье, и тогда ее уход будет снова отложен из-за еще одного выговора за то, что она не выполнила свою работу как следует.

Ночью она повесила юбку на вешалку для одежды, разглаживая мягкую пеструю текстуру твида по рыжеватой шелковой подкладке и восхищаясь тем, как контрастная тесьма льстила талии. Это был классический дизайн, типичный для работы Делавина, а ее крошечные аккуратные стежки были почти невидимы, что придавало одежде особую элегантность. Портной заканчивал жакет к юбке, так что новый костюм скоро будет готов к отправке его владельцу.