Я неожиданно поняла, что самым непотребным образом рассматриваю вошедшего, а он позволяет мне это делать с легкой улыбкой.
— Алиса Струнина, я полагаю?
Это был не вопрос, а утверждение — столь же спокойное, как и сам человек. Я с трудом вытащила себя из этого омута спокойствия, заставив встряхнуться. Дело не в нем, дело просто в том, что мне именного этого не хватает.
— А вы? — голосом, далеким от приветливости спросила я, убирая кружку с квасом на стол. Не будет ему спасения от этой жары. Мне очень не понравилось, что он пришел ко мне в дом, уже зная, кто я такая. Фамилию свою я никому не говорила, а значит, он потрудился узнать ее заранее. Зачем?
— Ваш участковый, Алексей Михайлович, — представился он, ткнув мне в нос корочкой, которую я презрительно проигнорировала. — Алиса… Как вас по отчеству?
— Архиповна, — сухо ответила я. — Чем обязана?
Вышло, наверное, излишне грубо, но я была зла на саму себя за эту идиотскую реакцию и на него, за то, что нарушил мою идиллию. И, несмотря на явное недоброжелательство до сих пор улыбается и даже сделал пару шагов вглубь комнаты, сев на стул.
— А это квасок? — заметил кружку на столе. — Ваш? Можно?
Я ошеломленно кивнула. Нет, каков нахал?
Он выпил одним махом, крякнул от удовольствия, утирая рукой рот.
— Вкусно готовите, Алиса Архиповна! Кто ж вас таким секретам научил?
— Бабушка, — хмуро отозвалась я, разворачиваясь к нему и еле сдерживаясь, чтобы не нагрубить. Нельзя грубить участковому. Иначе пристальное внимание обеспечено. А оно нам не надо…
— Бабушка… Хорошая была бабушка, наверное, — улыбнулся он. — Как вы здесь поживаете, Алиса Архиповна? В нашу глушь редко новые люди заходят, а уж молодые женщины и подавно. Помочь может чем?
— Да вот, обживаюсь помаленьку… — неопределенно махнула я рукой. — Помощников и так хватает, спасибо. Видели работничков моих, поди.
Он хмыкнул, сохраняя добродушное выражение лица, но я видела, как глаза примечают все в кухне — от висевших под потолком травок до брошенного на лавку у печи полотенца.
— Видеть видел, но вы не хуже моего знаете каковы те помощники.
— Меня все устраивает, — передернула я плечами.
— Вас может быть. А вот их, видимо, не очень, — вздохнул он. — Слухи о вас ходят разные, Алиса Архиповна.
Слухи? Что еще за…
— О чем вы? — я поджала губы и бросила взгляд на улицу. Работали. Интересно, что они про меня сочинили? Что я всем даю и никому не отказываю?
— Магией балуетесь, Алиса Архиповна, — усмехнулся мужчина. — Колдуете помаленьку, а?
Я даже не нашлась что ответить. И хорошо, потому что он продолжил:
— Чем же вы им так насолили, что они всем про вас такую дурь разболтали, а?
Вот оно что. Вот в чем причина его посещения. Слухи по деревне распространяются быстро и скоро каждая издохшая корова будет на моем счету. Он, конечно, человек неглупый и на поводу у всех не пойдет, но узнать не помешает? Вдруг я там и правда зелья какие варю… Противозаконные?
— А чем может насолить одинокая девушка взрослому охотному парню? — изогнула я бровь. Правда и ничего кроме правды. Может быть, не всей, но…
Глаза у него едва уловимо сузились, став из расслабленных острыми.
— Надеюсь, взрослый охотный парень ничего себе не позволил?
О как. А мы, оказывается, и впрямь блюстители порядка, не абы как. Я мысленно вздохнула с тоской. Было бы намного проще, если бы он был продажным, равнодушным или слепым копом. Но мне попался «хороший» — во всех смыслах этого слова. Черт бы его побрал.
— Я умею о себе позаботиться, участковый, — насмешливо отозвалась я, мечтая выгнать его взашей. Он был опасен. Очень опасен — я же знала себя. Уже сейчас меня к нему тянуло. Крепкое плечо и все такое… Черте что. — Не беспокойтесь обо мне.
Ему ничего не оставалось кроме как убраться восвояси. Задал, конечно, еще парочку вопросов, но я отвечала односложно и явно не была настроена на беседу. А еще поняла, что моя слава может быть мне на руку. Я хотела одиночества — я его получила. Пусть ведьма — к ведьме просто так поболтать не заходят.
Уже под самую ночь инспектировала забор. Стоял. Даже кое-где ровно. С каменным лицом тыкая в прорехи и заставляя выравнивать столбы, я прошлась вдоль него, сопровождаемая двумя алчущими взглядами.
— Ладно уж… — когда человеческие глаза перестали видеть нормально, сжалилась я. На самом деле и самой уже не терпелось перебраться в дом — подальше от озверевших комаров. Хотя на улицу опустилась прохлада. Может быть, ночью прогуляюсь — разомну лапы…
Когда «работнички» прытко исчезли из вида с ящиком водки, я вздохнула с облегчением и заперла дверь. Где же кот пропадает?
Не то чтобы я беспокоилась. Уж кто-кто, а он за себя постоять умеет. Просто…
В этом доме я до сих пор ни разу не видела домового. Ни следа присутствия. То ли сбежал, когда бабка померла, то ли не показывается — боится.
А это означало, что меня некому было предупредить об опасности.
Впрочем, сегодня ночью я сама буду опасностью.
Я задула свечу, пробралась к черному ходу и в полной темноте перекинулась. Кое-как открыла заднюю дверь когтями и отправилась ставить метки на забор. Там приподнять лапу, тут оставить когтистые отметины — и никакой зверь уже не сунется, включая медведя. Надо будет еще посадить семена подсолнуха по периметру. И нечистой силе преграда и заодно от любопытных глаз скроют.
Вдалеке послышалось гудение уазика. Внутренне вздрогнув от ужаса — это же явно уже половина ящика опустела! — я потрусила в сторону леса, но внутрь не зашла. Не дело это, в измененной ипостаси лезть туда. Ничего хорошего из этого не выйдет.
Поэтому я оббежала по кругу хутор, прошлась вдоль заповедной зоны — стараясь нигде не оставить своей шерсти или чего еще. Не хватало только привлечь внимание пробегающих мимо тварей. Затем, покосившись на луну — все еще высоко — я обнюхала каждый дом. Собаки, конечно, разрывались, но хватило приглушенного рыка, чтобы они скрылись в будках, виновато скуля.
Эх, вот бы и с людьми можно было так же…
Возле дома вдовы я задержалась. Тщательно обошла курятник и коровник, помечая свою территорию, поставила метки на двери и под окнами, презрительно фыркнув на прибитые за наличниками кресты. Теоретически они должны помогать от таких, как я. И если бы священник действительно был святым, а святая вода освящена по всем правилам так бы и произошло. Однако на деле я даже не чихнула. И другие тоже не почешутся. Порой бороться со злом можно только злом. Что я и сделала — мои-то метки точно не перейдут, побоятся. Не все, конечно, но что я могу еще сделать?
Вернулась уже под утро, успокоенная — кроме меня, нечисти не было и в помине, разве что мать Геннадия увлекается самогоноварением. Не знаю, можно ли это расценивать как нечисть… Было слишком жарко для того, чтобы спать на печи и я улеглась внизу, на кровати. В ночном доме послышались упругие шаги мягких лап. Кот вспрыгнул на грудь, уставился на меня светящимися в темноте глазами, словно спрашивая: «Ну и где ты шлялась всю ночь?». Я только улыбнулась, закрывая глаза. А сам-то?
