Дилан отложил планшет и вернулся к инструментам, не показывая своего отношения к ирландской мелодии. Эна перестала дуть и вдруг, сама от себя не ожидая, запела:
В деревню нашу вскорости вернуться обещала,
Да только ни словечечка с тех пор, как ты сбежала.
В печали одиночества идут за днями дни,
В года неотвратимые слагаются они.
Закат дней приближается, все жду-пожду тебя,
Слезой глаза туманятся, дождусь ли я тебя?
Помнишь, как сбирали мы боярышника цвет Весною той далекою, куда возврата нет?
Помнишь, как плясали рил мы в ведьминском кругу?
Так что же сталось с клятвой под каштаном на лугу?
Наверно, ты пропащая, забыла про меня,
Недаром ведь говорено, нет дыма без огня.
Вкруг озера отчаявшись в лучах златой зори Брожу в воспоминаниях счастливой той поры.
И шепот мой отчаянный волна несет волне,
Кто у меня украл тебя на чуждой стороне?
Эна видела, что руки Дилана замерли, и он больше не шурудил механизм часов, а глядел на нее, вернее слушал. Эне хотелось замолчать, но слова лились сами собой, так что пришлось допеть до конца.
— Мой выговор тебе смешон? — выпалила она, чувствуя, что раскраснелась то ли от песни, то ли от немигающего взгляда соседа.
— Как и тебе мой, — усмехнулся Дилан и вдруг, будто вспомнив про отвертку, ткнул ей в механизм часов. — Так что в этом мы квиты. О, кажется, заработало!
Стрелки действительно начали двигаться, и Дилан с прежним рвением погрузился в работу.
— Я слышал похожую песню, — сказал он вскоре, собирая инструменты в чемоданчик. — И все же твоя необычная.
— Не знаю, — пожала плечами Эна. — Говорят, ее пела своим детям моя прапрабабка, в честь которой меня, кстати, назвали, и это стало семейной традицией.
— Но песня ведь от лица мужчины?
— Нуда... Традиции, они такие, черт сам не разберет.
— Послушай, — Дилан уже взял в руку чемоданчик, и Эна облегченно выдохнула, поняв, что затянувшийся визит соседа подошел к концу. — Могла бы ты спеть эту песню моей матери? Она очень любит такое.
— Это что, приглашение в гости? — спросила быстро Эна, пройдя расстояние от кресла к столику, на котором нетронутая чашка с чаем давно перестала дымиться.
Дилан бросил взгляд на дверь, будто искал путь к спасению, но Эна решила его не отпускать просто так.
— Сначала подбросил кошку, — принялась она загибать пальцы. — Потом сунулся часы чинить, теперь приглашает на чашку чая к своей матери... У вас что в Ирландии парни знакомиться с девушками совсем не умеют?
— Не хочешь, не приходи, — пробубнил Дилан и направился к двери.
— Отчего же?! — бросила ему в спину Эна. — Приду. Только когда ты будешь в школе, чтобы ты не мешал своей матери наслаждаться моим пением.
— Отлично, я ей передам. А ты бы все-таки кекс попробовала. У нее получается отличная выпечка.
— Какая замечательная у тебя мама, а вот моя ничего не умеет готовить, — произнесла Эна медленно и демонстративно поднесла кусок кекса ко рту. — Что там?
— Смородина, вишня, грецкие орехи... И еще дурман-трава, которая усыпляет, чтобы ты ночью спала и не спускалась в гостиную, когда тебя не просят.
— Дурак! — выкрикнула Эна и бросила кусок кекса обратно на тарелку. — Проваливай отсюда!
Дилан усмехнулся и в три шага оказался у двери.
— Так что маме передать, ты придешь? — спросил он, уже переступив порог.
— Передай, что мне очень понравился ее кекс, — сказала Эна и повернулась к парню спиной раньше, чем тот затворил дверь.
— Повышенные тона? — на пороге кухни стояла мать, все еще кутаясь в плед. — Ты опять ему нахамила?
— Мама, он придурок. Он издевается надо мной.
— А мне Дилан показался очень милым, — пожала плечами мать. — Починил часы. Обещал дров наколоть. Да и мать у него, должно быть, приятная женщина. Неплохо бы познакомиться с соседями. Давай тоже спечем что-нибудь?
— Ты только банановый хлеб умеешь печь, — буркнула Эна, сжимая руками полоски кенгурушки.
— Так его и спечем, а утром ты отнесешь кекс соседям. Будет предлог встретиться с Диланом.
— Если он тебе так понравился, то неси хлеб сама, а я им сыта по горло! В следующий раз не смей оставлять меня с ним одну!
— Значит, следующий раз все же будет? — коварно улыбнулась мать.
— Уверена, что он припрется еще не один раз, заготовив очередную гадость.
— Эна, ты никогда так плохо не говорила о людях, что с тобой?
— Со мной ничего. Это с ним что-то не то, как со всеми ними, ирландцами!
— Ладно, допускаю, что он тебе не понравился. Но у него есть друзья, и среди них обязательно найдется тот, кто тебе приглянется. Ты должна выйти из дома. Не собираешься же ты год просидеть подле меня!
Мать по-доброму усмехнулась, но на лице дочери не было и намека на улыбку.
— Не собираюсь? — выпалила Эна зло. — Кажется, для этого ты и приволокла меня сюда! Чтобы я сидела подле тебя!
— Не говори так с матерью, будто ты не понимаешь, что я больна, — сказала она на этот раз уже вовсе не спокойно. — Дай мне время, и я откажусь от таблеток, научусь водить в Ирландии, и мы попутешествуем...
— Попутешествуем?! Да вся Ирландия не больше Индианы!
— Но ты же никогда не была в Индиане!
— Зато я в школе карту всех штатов рисовала!
Эна развернулась и взлетела по лестнице, радуясь, что в коттедже пристроен второй этаж, где можно хотя бы на время укрыться от разговоров с матерью.
Глава 4
— Эй!
В первый раз Эна окликнула скользящую по гостиной тень тихо, потому что все еще стояла подле двери материнской спальни, но на середине лестницы позволила себе повысить голос:
— Эй, Дилан, я ведь знаю, что это ты!
Эна освещала себе дорогу горящим экраном телефона, не успев включить на нем фонарик. Впрочем, оступиться она не боялась, потому что последнюю неделю только и делала, что бегала по лестнице, не желая доводить до конца ни одну ссору с родителями. Сегодняшняя же ночь была особенная — Эна не легла спать, потому что решила отыскать логическое объяснение поведению Дилана. На всякий случай она все же не притронулась к кексу, объяснив матери, что позавчерашних кексиков, купленных в деревенской булочной, для ее фигуры и так было слишком много. Глупо думать, что соседка могла подсыпать в тесто снотворное, но это преспокойно мог сделать ее сыночек. Какого черта ему вообще надо? Если не увидеться с ней, то смысл так таинственно проникать в дом? А тогда какой прок от нее, спящей непробудным сном?