- Мне три раза предлагали: «Ты выйдешь за меня?». В первый раз это было так романтично! Герцог, я и сгорающий от нашей страсти камин. Помню этот робкий взгляд, - начала я, не переставая писать кое-что очень важное и глядя на то, как выражение лица госпожи стало таким мечтательным. – Герцог взял меня под локоть, а свечи плавились, плавились… «Ты выйдешь за меня?», - послышался его голос, когда он подталкивал меня к балкону. «О, нет! Я не согласна!», - пафосно заметила я, отгибая тяжелые шторы и видя разъяренную толпу, которая срочно требовала подлеца – герцога, взвинтившего налоги. Помню, как я уже стояла возле толпы и рассказывала им, с какой стороны правильно штурмовать замок. Я ему сразу говорила – купи мне эту брошку! Глупая была, да? За какую-то брошь! Сейчас бы я, конечно, так не поступила бы. Я бы требовала половину сокровищницы. Но тогда я разбила ему…
- Сердце? – подсказывала госпожа, глядя на меня с уважением.
- Нет, голову. Подсвечником, - улыбнулась я, вздохнув от накативших воспоминаний. Два моих постоянных любовники - ревматизм и радикулит ушли, хлопнув меня напоследок по измученной попе. А я искренне решила не встречаться с ними еще как минимум лет сорок. На чем я остановилась? Вспомнила! «Я искренне люблю тебя, хотя видела всего один раз в жизни…», - вывела я на бумаге. «Кого мы любим?», - прошамкала внутри меня любовь, подслеповато щурясь. «Никого! Спи дальше!», - усмехнулась я, обмакивая перо в чернила.
- А второй раз? – с замиранием спросила гостья, пока я смотрела на трофейное рубиновое колечко.
- О! Второй раз я помню, словно это было пять минут назад. Представьте себе! Роскошные покои, бархатный балдахин, фрукты на столе в дорогой вазе, молодой граф, стоящий на коленях передо мной. «Ты выйдешь за меня?», - шепчет он, а я отрицательно качаю головой, поглядывая на запертую изнутри дверь. «Открывай, подонок! Мы пришли, чтобы вырезать тебе сердце!», - орали мужские голоса. Я помню, как изменила ему. Вышла за двери балкона. Дальше по старому карнизу, а потом уже не интересно, - махнула свободной рукой я, выводя свою роспись и скрепляя письмо печатью. – Третий раз случился с одним принцем. Тогда в другом государстве, а нынче в нашем. Помню, как он стоял в мундире. О, каким он был красивым! Помню, как сверкали его пуговицы. Принц прижал меня к груди и вздохнул: «Я был бы счастлив, если бы ты вышла за меня!». «Прости, я боюсь, что вынуждена отказаться!», - ответила я. «Тогда ты выходи за меня, брат!», - взмолился мой принц, цепляясь за брата. Но тот тоже отказался. «Ваше высочество! Вы выходите? Армия ждет вас!», - послышался голос. – «Враги уже нарушили границы!».
Я бережно запечатала первое письмо, сбрызнула его духами и положила на стол. А второе письмо я спрятала себе в декольте. Мой старый портрет смотрел на меня со стены суровым взглядом знатной дамы.
- Все, теперь можем ехать, - улыбнулась я, гася магические свечи.
- Простите за любопытство, - прокашлялся господин, пока мы спускались по лестнице моего пустого дома. Служанка придет только утром, поэтому дверь в комнату придется оставить приоткрытой. – А что вы делали?
- Обеспечивала вам и мне достойную старость вне королевской темницы. Если бы кто-то узнал про зелье, то нас бы разделяла стена королевской камеры, - улыбнулась я, достав письмо, которое написала самой себе. – У вас найдутся старые чемоданы и какое-нибудь потрепанное платье? Очень нужно.
- Я просто хочу вас сразу предупредить! Наша дочь – очень ранима. Поэтому бить ее тростью я не позволю! – строго произнес господин, заглядывая мне в декольте с явным мужским интересом, пока я тростью придерживала двери.
- О, по этому поводу не беспокойтесь, - улыбнулась я, усаживаясь в карету, стоящую возле моих дверей. – Я никогда и ни за что не бью учениц! Тем более тростью! Во-первых, это не эффективно. Во-вторых, мне жаль мою трость. А в третьих, я предпочитаю бить их по кошелькам родителей. Аккуратно, но сильно!
Глава третья. Принц и ОлушкаМы ехали вдоль набережной, пока я задумчиво смотрела на дождь, стекающий ручейками по стеклу, и слушала, как он монотонно барабанит по крыше кареты.
- Остановите, - попросила я кучера. Кони встали, а открыла дверцу кареты и бросила возле кованого ограждения свою трость и платок. – Теперь можете ехать…
- Что вы делаете? – спросил меня гость, пока я смотрела на огромную реку. Мы въезжали в старый город, где было полным-полно старинных особняков, разодетых дам, напыщенных господ и прочих любителей платить мне деньги.
- Ничего особенно, - улыбнулась я, проверяя письмо и перстень печатку в недрах мрачного корсета. – Подбрасываю улики на место ужасной трагедии…
Семейная пара покивала, а мы встали возле роскошного дома с высокими белыми колоннами. Уютные волшебные фонари освещали пышный цветущий сад и красивую мощеную дорожку, ведущую к ступеням.
- Приехали! - послышались многочисленные голоса и топот ног, когда мы вошли в дом. Служанка, подобрав юбку, бежала по ступеням вниз, воплями докладывая, что ничего не готово!
- Как это не готово? – опешил господин, бросая на ходу ей перчатки и поднимаясь по лестнице. В открытой двери вовсю горел магический свет, а на паркете лежали обрезки лент, какие-то цветы и даже бусы. Вечер перестал быть томным.
- Несу! – слышался уставший женский голос откуда-то сверху, а вниз с топотом стада коней пробежала другая служанка с ворохом какой-то одежды. Она мельком посмотрела на меня таким выразительным взглядом, который я не видела даже у ветеранов, прошедших кровавую войну Возвращения Исконных Земель Норланду.
- Простите. Приготовления! - тут же нервной улыбкой извинился господин, пока я рассматривала огромные семейные портреты, расписанные с пафосом «Императорская семья на выгуле». «Даная! Неси кружево!», - орала еще одна уставшая служанка, свесившись с перил. Я не удивлюсь, если как только все уснут, она подкрадется к хозяйской кровати с топором. – «Быстро неси кружево! Сию же минуту!».
- Пройдемте, - хозяин взял меня под локоть, но я убрала руку, по привычке опираясь на перила. «Несите гарнитур!», - визжал кто-то сверху. Обычно таким голосом визжат: «Есть целитель? Среди вас есть целитель?». По лестнице, обгоняя нас и стуча ногами на зависть всем плотникам, уже мчалась растрепанная служанка со старинной шкатулкой.
Мы прошли по коридору и меня пригласили в открытую дверь, откуда слышались нервные голоса: «Мадемуазель! Повернитесь немного вправо! О! Принц точно будет вашим!».
- Грехом на душе, - усмехнулась я, снисходительно глядя на все приготовления, разбросанные по коридору.
- Несите другие туфли! – на нас выскочила служанка, едва не сбив нас с ног.
- Ее случайно не Инфаркт зовут? – спросила я, видя, как она неловко извиняется, устремляясь со звуком стучащей от порывов страсти кровати на деревянном полу, вниз по лестнице. Отчаянный визг: «Ту-у-уфли!» разносился по дому сея ужас, панику и смятение.
В комнате, обставленной со вкусом жадного хомяка и фантазией слепого дятла, на пуфике, едва не цепляя головой роскошную люстру, стояла изнывающая девица лет восемнадцати. Портретист слегка приукрасил ее, но в целом это была обычная девушка, которая выглядела на свои свежие и девственные восемнадцать. Темные волосы, светлые глаза и вид, и вид, словно для полного счастья ей не хватает крюка и прочной, но мягкой веревки. У меня отлегло от сердца. Все могло быть намного полнее, кривее, рябее, косее, хромее и лысее.
