Книга Меч Шаннары - Терри Брукс

Следующим утром Шеа проснулся рано, покинул тепло своей постели и торопливо оделся на сыром прохладном воздухе. Он обнаружил, что встал так рано, когда во всей гостинице не проснулся еще ни один человек: ни хозяин, ни гости. Длинное здание окутывала тишина, пока он бесшумно пробирался из своей маленькой комнатки в задней части основного здания в главный холл, где быстро развел огонь в огромном каменном очаге негнущимися от холода пальцами. Даже в самые теплые месяцы в эти ранние утренние часы, когда солнце еще не поднялось над холмами, в долине стоял невыносимый холод. Тенистый Дол был надежно укрыт не только от человеческих глаз, но и от ярости переменчивой зимней погоды, приходящей с Севера. Но хотя свирепые бури зимой и весной проносились мимо долины и Тенистого Дола, по утрам среди холмов круглый год обитал жгучий холод, который разгоняли лишь падающие в долину теплые лучи полуденного солнца.

Занявшийся на дровах огонь гудел и потрескивал, а Шеа расслабился на одном из высоких стульев с прямой спинкой, обдумывая события прошлого вечера. Он откинулся назад, сцепив пальцы рук, чтобы согреться, и опершись спиной на жесткое дерево. Откуда Алланон может его знать? Он редко выбирался из Дола и наверняка запомнил бы этого человека, если бы встретил его в одном из своих нечастых путешествий. После своего заявления Алланон отказался далее обсуждать этот вопрос. Он молча поужинал, заявив, что все дальнейшие разговоры откладываются до утра, и вновь превратился в ту зловещую фигуру, которая встретила тем вечером Шеа на пороге гостиницы. Поев, гость попросил хозяина показать ему комнату, где он может выспаться, и извинился. Ни Шеа, ни Флик не сумели больше вытянуть из него ни одного слова про его путешествие в Тенистый Дол и его интерес к Шеа. Позднее, когда ночью братья беседовали об этом наедине, Флик связал его встречу с Алланоном и случай с ужасающей тенью.

Мысли Шеа вернулись к изначальному вопросу — откуда Алланон может его знать? Он проследил в уме все события своей жизни. Ранние годы он помнил смутно. Он не знал, где родился, хотя через какое-то время после того, как его усыновили Омсфорды, ему рассказали, что он появился на свет в маленьком поселении на Западе. Отец его умер раньше, чем в памяти мальчика мог бы запечатлеться его образ, и теперь он почти ничего не мог о нем вспомнить. Какое-то время его воспитывала мать, и он припоминал отдельные эпизоды из жизни с ней, свои игры с детьми эльфов среди огромных деревьев, в темно-зеленой глуши. Ему исполнилось пять лет, когда она вдруг заболела и решила вернуться к своему народу в деревушку Тенистый Дол. Наверное, она уже знала, что жить ей осталось недолго, но в первую очередь она заботилась о сыне. Путешествие на юг стало для нее последним, и вскоре после переселения в долину она умерла.

Родственники матери, оставшиеся здесь после ее замужества, исчезли, все, кроме Омсфордов, приходящихся ей всего лишь дальними кузенами. Менее года назад Курзад Омсфорд потерял жену и с тех пор один воспитывал сына Флика и содержал гостиницу. Шеа стал членом их семьи; отныне мальчики росли как братья и оба носили имя Омсфордов. Никто никогда не называл Шеа его настоящего имени, а сам он не считал нужным спрашивать. Омсфорды были единственной семьей, много для него значившей; они также приняли его как родственника. Временами смешанная кровь беспокоила Шеа, но Флик упорно убеждал его в том, что это только преимущество, ибо его характер и инстинкты сформированы смешением кровей двух рас.

Но, как ни старался, он не мог припомнить встречи с Алланоном. Казалось, этого никогда не происходило. Возможно, так оно и было.

Шеа поерзал на стуле и пустым взглядом уставился в огонь. Что-то в мрачном путнике пугало его. Возможно, это говорило его воображение, но он не мог избавиться от ощущения, что этот человек каким-то образом читает его мысли и видит его насквозь, стоит ему лишь пожелать. Это казалось нелепым, но с момента встречи в гостиной комнате эти мысли не покидали юношу. Флик тоже заметил это. Он даже прошептал брату в темноте спальни — боясь, что его могут как-то подслушать — что, по его мнению, Алланон опасен.

Шеа выпрямился и глубоко вздохнул. За окном уже начинало светать. Он поднялся, чтобы подбросить в огонь хвороста, когда услышал в коридоре голос отца, громко рассуждающего о хозяйственных проблемах. Глубоко вздохнув, Шеа отогнал от себя мрачные мысли и поспешил на кухню, чтобы помочь готовить завтрак.

Только ближе к полудню Шеа увидел Алланона, который, очевидно, все утро провел в своей комнате. Тот неожиданно появился из— за угла гостиницы, когда Шеа отдыхал под огромным тенистым деревом позади дома, задумчиво управляясь с легким завтраком, который сам себе соорудил. Его отец был занят делами где-то в доме, а Флик пропадал по отцовскому поручению. В лучах полуденного солнца мрачный незнакомец казался ничуть не менее грозным, чем прошлым вечером, его невероятно высокая фигура по-прежнему была закутана в плащ, хотя теперь этот плащ был уже не черным, а светло-серым. Склонив узкое лицо к земле, он подошел к Шеа и уселся на траву рядом с юношей, задумчиво поглядывая на вершины холмов, возвышающиеся на востоке над деревьями поселка. Несколько долгих минут оба они молчали, затем Шеа не выдержал.

— Зачем вы пришли в Дол, Алланон? Зачем вы искали меня?

Темное лицо повернулось к нему, и на тонких губах заиграла легкая усмешка.

— Это, мой юный друг, такой вопрос, на который нельзя ответить столь просто, как тебе хотелось бы. Возможно, лучшим способом ответить было бы вначале поспрашивать тебя. Читал ли ты что-либо по истории Севера?

Он помолчал.

— Знаешь ли ты о Королевстве Черепа?

При упоминании этого имени Шеа замер — в этом названии крылись все страшные явления жизни, вымышленные и настоящие, этим именем пугали расшалившихся маленьких детей, от него бегали по коже мурашки у взрослых мужчин, когда перед мерцающими углями ночного костра рассказывались всяческие истории. В этом названии слышались имена призраков и гоблинов, коварных лесных карликов Востока и огромных скальных троллей дальнего Севера. Шеа взглянул на мрачное лицо перед собой и медленно кивнул. И снова Алланон помедлил, прежде чем продолжить.

— Я историк, Шеа, помимо прочего — возможно, величайший путешественник среди нынешних историков, ибо за последние пять веков мало кто, кроме меня, посещал земли Севера. Мне известно о расе человека много такого, о чем никто и не подозревает. Прошлое стало расплывчатым воспоминанием, и возможно, это и к лучшему; ибо последние две тысячи лет история человека была не особенно приятной. Сегодня люди забыли прошлое; они мало знают о настоящем и еще меньше — о будущем. Раса людей почти в одиночестве живет в пределах земель Юга. Люди ничего не знают о Севере и его обитателях, и совсем мало — о Востоке и Западе. Жаль, что люди стали столь недальновидной расой, ибо в свое время они были самыми мудрыми из всех народов. Но сейчас они только стремятся жить отдельно от других рас, отгородившись от проблем остального мира. Они стремятся к этому, заметь, лишь потому, что эти проблемы еще не коснулись их, и потому еще, что страх перед прошлым не позволяет им слишком далеко заглядывать в будущее.