…Тогда, в марте 1991-го, группа Готье не спускала глаз с Ващенко и его сына. Круглосуточные посты были установлены по всему периметру «Русского замка». Когда 20 марта в Манг позвонил шеф ДСТ, Готье доложил ему, что объект по-прежнему находится на базе. На это шеф ответил: «Это верно, Готье. Вопрос только в том, на какой. Для вашего сведения, бдительный вы наш, сегодня утром ваш объект вылетел к себе из аэропорта Шарль де Голль. Сынок с ним трогательно простился». Для Готье это было шоком. Как могли Ващенко с сыном ускользнуть от него тогда? С этой мыслью он ехал в Манг, где надеялся все же решить эту загадку, мучившую его все последние два года. Что же касается самого Василия Ващенко, то после августовского путча 1991 года он, как сообщили в советской прессе, покончил с собой, выбросившись из окна. Его сын, полковник ГРУ Николай Ващенко, стал последним перебежчиком «холодной войны». Объявив в посольстве СССР, что едет на похороны отца вместе с женой и дочерью, он уехал в аэропорт, но вылетел, однако, не в Москву, а в Лондон, где его ждали сотрудники МИ-6, завербовавшие Ващенко еще во время его работы в Англии.
3. В родные пенаты
Морис де Бриан подъехал к воротам родового имения, ставшего теперь «Русским замком», на своем «лендровере». У Мориса была слабость к британским вседорожникам, и дед подарил ему эту игрушку по окончании университета. Он дал ему прекрасное образование. Морис окончил лицей Генриха IV, один из самых престижных во Франции, учился в Парижском университете на факультете славистики, затем стажировался в Русском центре Колумбийского университета. К удивлению многих, кто его знал, он уехал после этого в Индию, где провел почти пятнадцать лет, а затем несколько лет готовил свою докторскую диссертацию «Индоевропейская письменность до санскрита» и защитил ее в Оксфорде.
– Давно ты не был здесь, мой мальчик, – сказал Люсьен де Бриан, сидевший рядом с Морисом.
– Давно, дед, – сказал Морис. – А хотелось бы бывать здесь чаще и дольше. Но не так, как сейчас, а уже в твоем доме.
– Может быть, тебе удастся вернуть наш замок. Но я, боюсь, до этого не доживу, – ответил ему де Бриан.
У входа их встретил Степан Козырев, комендант замка, угрюмый мужик с маленькими, узко посаженными, как у медведя, глазками. Он открыл ворота. Морис въехал на посольскую территорию и направился к центральному зданию на гостевую парковку. Там де Брианы вышли из машины. Из замка несло пережаренной рыбой и кислой капустой. Жена коменданта Антонида готовила обед. Степан жестом пригласил гостей зайти в замок, но Морис на чистом русском языке сказал ему, что отец хочет немного пройтись по парку после дороги. Асфальтированная дорога, положенная новыми хозяевами на старинную брусчатку, давно не ремонтировалась и была полна выбоин и трещин, так что приходилось все время глядеть под ноги. Степан не стал докучать де Брианам своим присутствием и оставил их одних, нарушив тем самым инструкцию офицера по безопасности. «Небось, не разбегутся по территории», – пробормотал он про себя и пошел к летней кухне рубить дрова: на следующий день, в пятницу, начинался заезд на уик-энд, и посольские, как всегда, попросят у него дровишек, чтобы приготовить шашлык. А это для Степана был заработок.
Люсьен де Бриан свернул в боковую аллею и остановился у пионерской площадки с металлическим шестом для флага. Посредине площадки на аккуратно побеленном пьедестале стоял бюст Ленина. Сидевшая у него на голове ворона лениво поднялась с места, оставив по себе грязно-белое пятно на лбу пионерского «дедушки».
– Они установили этот бюст в 1945 году в честь Дня Победы, – сказал Люсьен Морису. – Здесь раньше был искусственный грот. Я случайно узнал, что русский комендант Ващенко именно здесь и устроил свой тайник, куда он спрятал подлинник Арийского ларца. В нем была не только моя коллекция ювелирных свастик, но и другие драгоценности. А в нашем замке оставались еще две копии ларца, которые я показывал на публичных выставках и на своих лекциях, чтобы не рисковать. Так что, когда мои выставки грабили, воры, видимо, меня за это последними словами ругали. Как я выяснил уже после того, как Ващенко отсюда уехал со скандалом, он передал одну копию моей коллекции мэру Манга. Этот коммунист тоже думал, что получает в руки целое сокровище. Но Ващенко его просто обвел вокруг пальца. Вывезти в Россию ларец он не смог: у него бы его, конечно, отобрали еще на таможне. Поэтому он и запрятал его здесь, видимо, в надежде, что когда-нибудь сможет сюда вернуться…
– Я тебе не рассказывал об этом, – продолжал де Бриан, – но ты должен знать. У Арийского ларца днище было сделано из сильного магнита. И еще до войны, чтобы часто не спускаться в тайник в замке, где я хранил этот ларец, я купил магнитный детектор…
Де Бриан вынул из кармана плаща приборчик, напоминавший по форме старинный карманный фонарик с плоской батарейкой.
– Когда я проходил рядом с тайником, я слышал вот этот писк… Вот с помощью этого детектора я и обнаружил здесь тайник Ващенко. Я понял, что ларец он увезти с собой в Россию не смог. Время от времени русские разрешали мне посещать мой замок. И каждый раз я присматривался к их охране и вообще ко всему, что здесь происходило, и придумывал, что бы сделать, чтобы вернуть мое сокровище… Заодно я проверял – на месте ли ларец. Так прошло несколько лет, но однажды я остановился у бюста этого их идола и не услышал звука зуммера. Между тем детектор работал. Я пришел в отчаяние, но все же во время своего следующего посещения замка обнаружил, что ларец перепрятали. Я тебе покажу…
Они шли вдоль каменной стены замка, сложенной из старинного, покрытого зеленью кирпича. Неожиданно старик остановил его у давно замурованной в стене кованой калитки. Из кармана его плаща раздался тонкий писк зуммера.
– Значит, Арийский ларец все еще здесь? – тихо спросил Морис.
– Да. Они его перепрятали… Я не сразу это обнаружил, меня сюда русские пускали весьма неохотно. И все же лет шесть назад я нашел это место, где у них теперь новый тайник. Я узнал потом, что в посольство к русским приехал на работу сын Ващенко. Видимо, он и перепрятал ларец. Но и он не сумел его отсюда забрать. В газетах писали, что он был разведчиком и перебежал к англичанам. Запомни это место, Морис. Я уверен, что эта история еще будет иметь свое продолжение. Правда, не знаю, счастливое или нет. Ларец этот пока что никому не приносил счастья…
Старый зуммер продолжал попискивать… Старик де Бриан оглянулся по сторонам и сказал:
– Надо что-то сделать, чтобы извлечь его отсюда. Это, в конце концов, твое наследство…
Морис впервые услышал об этой коллекции еще в детстве. Но только после того, как он окончил лицей, дед рассказал ему подробно об этом своем сокровище и об истории древних ариев. Тот разговор во многом определил судьбу Мориса, хотя поначалу то, что рассказывал старик де Бриан, больше походило на сказку.
– Еще до вторжения немцев во Францию, – говорил Люсьен де Бриан, осматривая старинную кладку стен под чугунной оградой замка, знакомую ему с детства, – наш Шато Бельвю ограбили. Искали, как очевидно, подлинники моей коллекции, прежде всего драгоценности царицы. Но я их надежно спрятал и всем рассказывал, что украли у меня подлинники, а остались только копии. Поначалу я думал, что это ограбление – дело рук немцев. Гестапо после оккупации Франции перерыло весь Шато Бельвю под предлогом проверки безопасности штаб-квартиры фон Штаунберга. К счастью, они ничего не нашли и вскоре от меня отстали, так как сам Геббельс похвалил мою книгу «Путь свастики», которая к началу войны с Францией вышла на немецком языке. Конечно, всякое упоминание о родстве германцев со славянами оттуда выкинули. Геббельсу понравилась та часть, где речь шла о единстве французов и германцев, что я доказал на примере Священной Римской империи. А Гитлер по ее образцу и строил свой «тысячелетний рейх». После войны за меня взялись русские. Я думаю, что это их разведка участвовала в довоенном ограблении нашего замка, и, конечно, в России быстро поняли, что украли у нас только копии. К несчастью, они нашли потом в нашем замке и оригиналы…
