Книга Моя прелестная девочка - Тэсс Даймонд

Гэвин, кажется, уже в сотый раз поправил галстук. Глубокого синего цвета, тот самый, что подарила ему младшая сестра, когда он поступил на службу в ФБР. Праздничный ужин в тот вечер был шумным: три поколения Уолкеров собрались под одной крышей. По такому случаю его брат Даниэль даже прилетел из Техаса, тогда-то Сара и вытащила его на крыльцо и вручила этот подарок.

– Я знаю, ты не любишь наряжаться, но в фильмах все агенты ФБР носят галстуки, – сказала она.

Гэвин улыбнулся, вспомнив это. Было так заботливо и мило со стороны крошки-сестры дать ему нечто вроде талисмана, когда он оставлял прежнюю жизнь полицейского для нового этапа – службы в ФБР.

Временами он все еще не мог поверить, что сделал это. Он расстался с мечтой о такой престижной работе, когда ушел из армии. Он провел десять лет в столичной полиции, первые два года в команде саперов и еще восемь – в отделе по расследованию убийств. Ему нравилась его работа, но в глубине души он тянулся к чему-то другому. Какой-то зуд под кожей, какое-то беспокойство, некогда делавшее его отличным солдатом. Оно бы превратило его в еще лучшего офицера разведки, если бы только не…

Гэвин вздохнул. Не было никакого смысла размышлять о том, что могло случиться, если бы все обернулось иначе. Особенно сейчас, когда он наконец совершил такой скачок.

Когда в прошлом году он столкнулся с Полом Харрисоном на барбекю у их общего знакомого и заговорил с ним о службе в ФБР, Гэвин почувствовал знакомое беспокойство, которое он успешно игнорировал последние лет десять. Однако на этот раз он решил что-то предпринять. Он встретился с Харрисоном несколько раз, и уже несколько недель спустя, с новым предложением работы на руках, он неожиданно сам для себя уволился со службы в полиции. Военное прошлое сочли ценным достоинством, особенно в сочетании с годами, что он провел в правоохранительных органах. Так что он отправился в Джорджию на курс интенсивной переподготовки прежних офицеров полиции, необходимый, чтобы стать специальным агентом, а затем в Вирджинию для дальнейшего обучения. И вот теперь он официально был одним из них. Он был членом особой следственной группы – правда, пока он еще не был знаком со всеми коллегами.

Двадцать минут назад ему позвонил Харрисон с приказом ожидать дальнейших указаний. Так что он надел костюм, убедился, что его пистолет заряжен, и принялся ждать.

Он не был взволнован. Мало что могло заставить его нервничать. Все Уолкеры отличались твердостью и спокойствием, поэтому они все и становились копами. Он знал, чего ждать от этой работы, хотя у федералов все было несколько иначе. Но когда доходило до дела, убийство оставалось убийством вне зависимости от того, на кого он работал. И всю свою жизнь он выслеживал убийц и передавал их в руки правосудия.

Он был на службе уже десять лет и успел увидеть ужасающие вещи. Худших из людей, убийц, насильников, и тех, кто чинит разрушение бомбами и взрывчаткой. Но он также видел и лучшее, что есть в человеке: людей, что объединялись вокруг выживших и их семей… видел силу духа матери, упорно защищавшей своего мертвого сына, когда более никто не верил, что он был убит… видел и ту безграничную любовь, что просыпается в людях при трагической утрате.

Его дед часто повторял, что он во всем ищет светлую сторону, и, возможно, это действительно было так – вот о чем сейчас думал Гэвин с косой усмешкой. Это одновременно и помогало в работе, и причиняло боль. Он был идеалистом, и он отдавал себе в этом отчет. Но там, где есть идеализм, есть и надежда. А надежда и убийства могут стать опасным и душераздирающим сочетанием.

Гэвин снова потянулся к галстуку, но одернул себя, и беспокойные руки принялись теребить волосы, которые его бывшая девушка однажды ласково назвала «вихрастыми».

Зазвонил телефон: имя Харрисона высветилось на экране. Наконец!

Гэвин взял трубку.

– Уолкер, – сказал он.

– Это Харрисон. Я только что говорил с нашим профайлером. Она будет готова минут через тридцать, если заберешь ее у музея. Вы можете подъехать на место преступления вместе. Бригада криминалистов уже вызвана, и я буду ждать вас на месте.

– Понял, – ответил Гэвин. – Какие-то подробности о деле?

– Все, что я знаю: жертва женского пола, немного за двадцать, смерть от огнестрельного ранения. При ней нашли удостоверение сотрудника правительства, поэтому вызвали нас. Зоуи с криминалистами должны прибыть в течение пятнадцати минут, тогда мы узнаем больше.

Гэвин кивнул.

– Пробок быть не должно. Выезжаю, чтобы подхватить агента…

– О, думаю, надо назвать тебе ее имя, – сказал Харрисон, усмехнувшись сам себе. – Специальный агент Грейс Синклер.

Шок накатил стремительной, мощной волной и заполнил его. Он почти как наяву услышал в своей голове хрипловатый голос, почувствовал волнующий росчерк ногтей на своей спине.

– Ваши пути пересекались, когда ты работал в отделе убийств? – спросил Харрисон.

Гэвин с трудом сглотнул.

– Нет, – сказал он. – Не припоминаю.

Формально ложью это не было. Он не сталкивался с Грейс во время расследования. Они никогда не работали вместе.

– Она крайне незаурядна, – сказал Харрисон. – Мне жаль, что не мог представить вас друг другу, когда ты встречался с остальной командой, она была в туре в поддержку своей книги.

– Да, – ответил Гэвин. Эти книги. Он не смог удержаться и купил первую, когда та вышла. Прочитав ее, он пожалел о том, что сделал. Любовные сцены между главной героиней и ее партнером пробудили воспоминания о том, что он с таким трудом забыл. Когда вышла вторая, он смог остановить себя и не пролистать ее ради своего же блага. Но каждый раз, как он видел эту книгу в витрине магазина, он вспоминал ту ночь, вспоминал ее.

Некоторые события – некоторые женщины – врезаются в память.

И Грейс Синклер была женщиной, которую невозможно забыть. И если бы он однажды увидел ее идущей по улице и она лишь бросила на него беглый взгляд, ее образ преследовал бы его до конца времен.

Он же получил больше, чем беглый взгляд. Она была в его руках, в его постели. Даже сейчас он еще помнил гладкость ее кожи. Смех в ее голосе, когда он расстегнул молнию на ее платье, темный водопад волос, освободившихся от шпилек.

Восемнадцать часов, плюс-минус. Столько она принадлежала ему. Чтобы касаться, целовать, слушать, как она превозносит джаз и искусство, видеть, как вспыхивает огонь в ее глазах, – то, что она немногим позволяла увидеть. Но пришел рассвет, встало солнце, и когда он проснулся, ее уже не было. Уж такой была Грейс. Конечно, ходили слухи. Вашингтон в некотором смысле был маленьким городом, он был полон сплетен. И он слышал их. Но именно здесь проклятый идеализм довел его до беды. Потому что укладывая ее в свою постель, в душе он был абсолютно уверен, что утром найдет ее рядом с собой. Что это будет дольше, чем на одну ночь. Что он, несомненно, станет для нее исключением.