— Ты пригласила ученицу Пансиона? — этот равнодушный вопрос он адресовал коронессе, хотя сердце уже стучало как кузнечный молот: "Она здесь! Моя сирота!"
— Выпускницу, мой дорогой неосведомлённый Бесс. Ей уже восемнадцать, — слегка обернулась к нему Оранта и нетерпеливо махнула рукой служанке: — Что ты стоишь? Неси скорее платье! Анри не будет ждать!
"Отче всемогущий, как летит время! — едва не задохнулся Бесс. — Его девочка стала совсем взрослой".
Он подхватил с пола подвязку Оранты, редкого оттенка алого, разрешённого только коронованной особе, а вернее отобрал её, изрядно измусоленную, у блестящего чёрной шёрсткой щенка, и принялся играть с самым дерзким и злым собачонком из всего помёта, — не мог же Бессарион Бриар показать, как неожиданно взволновало его это известие. Как заныло в груди, зашипело, словно он приложился к раскалённой сковороде, и занялось внутри огнём.
Анна! Сколько безумных дней, бессонных ночей, месяцев, лет он не мог даже прошептать это имя, чтобы адский этот огонь не полыхнул в груди, разрывая кожу, ломая кости, лопая вены, напоминая тот день, когда она отважно шагнула на его защиту. И как её пальцы горели в его руке, пока он рвался из пут, чтобы её спасти, но оказался недостаточно быстрым. Он стал виновником её увечья и всё, что смог — только снять боль и убрать ненужные воспоминания.
Как мучительно долго она росла, эта хрупкая бесстрашная девочка. И он забыл. Почти забыл про неё.
Сотканная из паутинок его сновидений. Невесомая как лунный свет. Прозрачная как крылья бабочек. Пугливая как дым. Она была всем и ничем. Мечтой. Миражом. Видением. Ажурной тенью его бессонниц. Дрожанием листвы. Бесплотной. Бесшумной. Зыбкой. Но в своей мятущейся душе он уже создал для неё алтарь. Даже ещё не алтарь, а просто огородил, освятил, отвёл место. Место, куда нельзя немытыми ногами. Несвежими помыслами. Грязными пальцами. Это для чувств. Для истинного. Для Неё.
И вот… она здесь.
— Зачем? — равнодушно спросил он.
И тут только память, как отскочивший от стены мячик, кинула в него последнюю фразу коронессы: "Анри не будет ждать!" Он мысленно передразнил Оранту и скривился: похотливая сука хочет в свою постель самого благочестивого из святых мужей Досточтимой Церкви. И это было утверждение, не вопрос. Она — хочет. Оно всегда хочет, усмехнулся Бесс, это ненасытное лоно увядающей женщины, завершающий неизбежный переход от молодости к зрелости, но так и не сумевшее зачать.
— Твоя полоумная блажница выдумала "сложный" ритуал зачатия, в котором жаркие недра коронессы обязательно должно окропить семя священника, всю жизнь соблюдавшего целибат? — съязвил он.
— Фу, Бесс! — притворно фыркнула Оранта, словно и правда услышала какую-то непристойность. На что её любимая сука обермаска, бдительная тварь редкой опасной породы, со своего высокого лежака подняла узкую морду с острыми ушами и прислушалась. А служанка покраснела как та подвязка, что порвал в клочья воинственно рычащий и тявкающий щенок. — Я хочу предложить ему должность настоятеля храма.
— Ты про новый храм в Арате? В этом захолустье с приходом с десяток окрестных деревень? Эдэлорду Высшей Ступени?
— Конечно, нет, — ехидно скривилась Оранта, щедро посыпая конопатую грудь пудрой.
Занятие было воистину бесполезное. Бледнокожая и рыжеволосая, она покрывалась густым как ржавчина налётом пигмента даже от слова "солнце". И даже зимой он не сходил. Даже после всех ядовитых примочек, что её противная блажница, Бесс был уверен, готовила из болотной жижи, дорожной грязи и мочи трусливых кобылиц.
Но кто запретит коронессе самого могущественного на континенте государства извести целую коробку ценного жемчужного порошка, чтобы предстать во всей красе перед вожделенным мужчиной, будь он хоть сам Отче. (К слову сказать, на самом деле Отче был хитрым невысоким толстячком, но по сложившейся традиции мудрого бога изображали сухопарым, седовласым, высоким и могущественным).
— Я хочу предложить ему приход Терца и его земель. Главный Столичный Храм и перспективу стать Верховным Эдэлордом.
— А Верховный Эдэлорд Син знает об этом? — спрыгнул с кровати Бесс и принялся одеваться. Он уже достаточно времени изображал свою незаинтересованность. Но более ни мгновенья не мог медлить, зная, что Анна здесь.
— Верховный Эдэлорд Син как-то неправильно отнёсся к моей инициативе упразднить пункт "единственный брак" в престолонаследии Энта, — встала Оранта, подняв облако белой пыли. И подойдя, игриво подтянула Бесса за ремень штанов. — По нынешним законам выходит, если коронесса остаётся бездетной вдовой, она не может второй раз выйти замуж. И пока Син занимает этот пост, мне вряд ли удастся добиться разрешения на повторный брак. А передавать трон своей малахольной сестрице, что рожает детей как котят, — она презрительно сморщилась и сука добермаска со знанием дела гавкнула, услышав так ненавидимое ими обоими с хозяйкой слово, — я не собираюсь.
— Я восхищён твоей дальновидностью, моя флуэнта бита. Особенно если учесть, что твой супруг жив-здоров и на тот свет пока не собирается, — чмокнул Бесс её в пухлую ручку, прижал к груди, и когда она довольно захлопала блёклыми ресницами, как всегда не стал уточнять, что флуэнта бита с древне-энтарского вовсе не "нежный цветок моей души", а "течная сука". Но кто ещё здесь может знать тонкости языка, на котором говорили тысячу лет назад, кроме бессмертного демона. — Так вот зачем явилась Сантивера Тру. Она поджидает здесь свою племянницу?
— Вот только не говори, — ревниво прищурилась она, — что ты, выросший в столице Пелеславии, не знаком с этой девочкой.
— Знаком, моя коронесса, — Бесс покорно опустил голову, — ей было восемь, мне пятнадцать, и наших отцов хоронили в один день. Но я удивлён, что ты в ней заинтересована, — предположил он наугад и не ошибся.
— Она красавица, Бесс, — зашептала Оранта. — И она дочь Ларса. В ней королевская кровь. Я сосватаю её в своих интересах. Например, — она сделала вид, что задумалась. — Ирсу Марлоку.
Бесс едва не поперхнулся, услышав это имя.
"Это чем же скрытный ублюдочный Мурлок (как звал его Бесс) старый и безобразный, заслужил такую честь?" — сделал он свои выводы, а вслух сказал:
— Неплохая идея. Думаешь Марлок поможет тебе с Верховным Эдэ? — заглянул он в аппетитный вырез служанки, держащей в руках платье.
— Нет, с эдэ мне поможешь ты, мой неутомимый, — сладенько улыбнулась Оранта. — А Ирс… — она проследила за его взглядом и вспыхнула от негодования. — Бесс! Если ты испортишь ещё одну служанку, я сошлю тебя под домашний арест в Бельри.
— Дорогая, — облизал он палец и засунул под корсет меж её пухленьких бёдер, и она дёрнулась, подалась к нему, поплыла. — Ты же знаешь, мне никто не нужен кроме тебя, — подмигнул он испуганно уставившейся на него девушке, и сделал движение языком, от которого та залилась краской. Но (хороший знак!) глаза не отвела. Ах, эти нелепо перетянутые лифом грудки. Ах, вцепившиеся в платье тонкие пальчики, теребящие шарфик из наряда хозяйки. Он потянул носом, пытаясь уловить среди разнотравья лугов острова, с которого судя по жёсткой породистой форме скул привезли девчонку, запах её тела. Но бесстыже постанывающая Оранта, трущаяся о его пальцы, уже была настолько близка к разрядке, что ему пришлось сосредоточиться на ней.
