Книга На изнанке чудес - Юлия Флоренская

Над лесом глухо пророкотал и заворочался гром.

— Далеко до твоего дома? — спросил Киприан.

— Ой, далеко! — вздохнула Пелагея. — В часе полета горлицы. Но сейчас в небо подниматься опасно.

Она задрала голову. Словно предупреждение, в тучах громыхнуло еще раз — гораздо ближе и яростней. Грозовой великан тащил куда-то тяжелые картонные коробки, на каждом шагу роняя их одну за другой.

Ослепительно-белой вспышкой сверкнула молния, и закрапал скромный дождик. Но скромничал он лишь поначалу. Когда становилось ясно, что никто и ничто нему не помешает, дождь входил во вкус и затапливал поля, дороги, а с ними заодно и городские кварталы.

При вспышке Пелагея вздрогнула. Киприан, ни слова не спросив, сгреб ее в охапку. А на слабые протесты лишь ответил, что это для ее же блага.

— В какой стороне дом? — уточнил он. Пелагея вытянула дрожащую руку:

— Там.

Пурпурные одежды надулись на ветру, как паруса. Закружив пыль с иголками серым вихрем, Киприан вместе с Пелагеей мгновенно пропал из виду.

Охотник всполошился. Вот-вот разразится страшная буря, а его обрекли здесь на верную гибель. Древесная ловушка внезапно сжалась крепче, выталкивая из лёгких оставшийся кислород.

— Эй! Эй, вы! — хрипло проорал охотник в перерывах между раскатами грома. — А как же я?! На помощь! На… на помощь! — почти прошептал он. Глаза выкатились из орбит. Рот судорожно глотал воздух. Над макушками деревьев роптала гроза.

Охотник увидел на земле две мутно поблескивающие пули — те самые, что были выпущены из ружья. «И поделом мне, — подумалось ему. — Скверному человеку скверная смерть».

Но смерть в последнюю минуту передумала. Когда жизнь почти покинула тело, прутья ловушки внезапно ослабили хватку и со скользким шелестом втянулись внутрь ствола.

* * *

— Не устаю удивляться, — сказала Пелагея, когда они очутились на крыльце. — Как ты сумел преодолеть такое огромное расстояние за… — Она по очереди загнула пальцы. — Неважно. Но в забеге на длинные дистанции ты обошел бы любого.

— Мне нельзя участвовать в забеге, — улыбнулся Киприан и заботливо опустил ее на землю. — Меня сразу же исключат.

Молния полыхнула от края до края. И тут же, без задержки, грянул оглушительный громовой залп. Теперь грозовому великану было не до коробок. Он со всей дури лупил по небесной тверди исполинским молотком.

Пелагея зажала уши.

— Давай скорее внутрь, — не слыша собственного голоса, взмолилась она.

Добротный бревенчатый дом встретил их радушным потрескиванием пламени в печи и запахами, от которых текли слюнки. Кто-то хозяйничал на кухне.

— Ты разве не одна живешь? — приподнял бровь Киприан.

— С котом. Как и всегда. Пока меня нет, он за главного. Интересно, чем он порадует нас сегодня?

За века, проведенные в образе дерева, Киприан, многое понял и принял как должное. Собаки лают и обожают хозяев, даже если те пропускают время кормёжки. Кошки охотятся на мышей и урчат, когда их гладят по спинке. Но чтобы кот по собственной воле, да еще и забесплатно, устроился работать поваром — нет, что-то здесь не сходится.

Раздвинув бисерную занавеску, Киприан прошел на кухню и не поверил глазам. Черный кот с черными, как бездна, глазищами, царски восседал на столе. А напротив, над огнем, булькало непонятное варево, и половник помешивал его без чьего-либо участия. На сковороде трещало масло и жарилась — страшно представить — мышь!

— Умница, Обормот! И для себя, и для нас обед сготовил! — похвалила Пелагея и на всякий случай пояснила: — У него это хобби.

Киприан почувствовал, как на его лицо заползла глупая улыбка, и поспешил от нее избавиться. Пелагея тем временем вооружилась небольшой оловянной ложкой. Она распробовала варево кота и одобрительно кивнула:

— Очень даже съедобно! Угощайся!

Киприан отказался, сославшись на то, что ему, существу из верхних миров, есть вовсе не обязательно. Пока Пелагея усердно дула на ложку, он решил получше осмотреть дом.

Просторный, с тремя неполными этажами и прочными стенами из бревен, он пах смолой, древесной стружкой и краской. Недавно кто-то легкомысленно покрасил винтовую лестницу в голубой цвет. И теперь она досыхала. Киприан едва не споткнулся о банку — она коварно притаилась у нижней ступеньки. Там же, прилипнув к газете, лежала наполовину голубая кисть.

— От винтовой лестницы держись подальше! — с набитым ртом крикнула Пелагея. — А то потом одежду не отстираешь!

Киприан не стал говорить, что любое пятно с его балахона выводится само по себе. Его вниманием завладело окно. На широком подоконнике сушились какие-то цветы и стручки фасоли. А там, где положено быть занавескам, висели и пылились травяные букеты. В стекло били струи дождя. Гроза слепила фиолетовыми вспышками. На пропахшей лесом стене мерно тикали часы. Ни в верхних мирах, ни гораздо позже — в мире у Юлианы — Киприан не видел подобных штуковин. Его время всегда равнялось бесконечности. Придет пора — и Юлиана состарится. Состарятся и лягут в могилы его друзья, а он по-прежнему будет молод и неуязвим. Киприан поскорее отогнал гнетущие мысли и занялся осмотром второго этажа. Этаж был половинчатым. Он делился на библиотеку и глухую, как чулан, комнату, которые никак друг с другом не сообщались. Между ними пролегала пустота.

В библиотечное крыло вела веревочная лестница. Перекладины скрипели и посвистывали под ногами, вращаясь на тугих поперечных канатах. Взобравшись по лестнице, Киприан встал на колени и перегнулся через низенькое ограждение. Вид отсюда открывался что надо. При желании можно установить за Пелагеей слежку, и она ничего не заподозрит. Только вот как бы самому с этой верхотуры не сверзиться.