Дорога шла вдоль главной стены Холла, и на нее выходили ворота конюшни. Все последние годы ворота были заперты и постепенно ржавели, но теперь они стояли раскрытыми, и, пока Роберт подавал назад через них в конюшню, она могла с любопытством оглядеться по сторонам.
Прошло много времени с тех пор, когда она в последний раз была в этом доме во время деревенского праздника. Тогда ее поразили размеры комнат, и она подумала, зачем одной старухе столько. Ей тогда исполнилось, наверное, лет восемь или девять, и ее визит был самовольным. Инициатором этой проказы, конечно же, был Пол. Роберт отправился туда вместе с ними, и именно он пришел ей на помощь, когда она поняла, что не может залезть на подоконник распахнутого окна, через который они забрались в дом.
И когда он крепко держал ее в своих руках, показалась экономка миссис Пауэрс, которая пожелала узнать, что они там делают, и именно Роберт принес извинения и утихомирил ее гнев.
Ей еще тогда следовало понять, что молодой человек, который обладает такой способностью управляться с женскими эмоциями, никогда рано не женится и не станет вести добропорядочную семейную жизнь.
После того случая она боготворила Роберта, а с тех пор как Пол напрямую сказал ей, что ни он, ни Роберт не хотят, чтобы она вмешивалась в их дела, она стала боготворить его молча и в одиночестве.
Неожиданно сообразив – Роберт может подумать Бог знает что, видя, как она сидит в машине и ничего не делает, Холли решила тронуться, но тут он вышел из автомобиля и направился к ней.
Непонятное чувство смущения заставило ее наклонить голову, так как она поняла, что краснеет – чего с ней не было уже лет десять. Она молилась в душе, что ее густые волосы скроют это обстоятельство от Роберта, и быстро стала переключать скорость, чтобы отъехать, но он уже подошел к машине и положил руку на стекло.
– Я думал увидеть Пола, но, я так полагаю, он в отъезде…
– Да, – согласилась она.
– Ну ничего, у нас впереди много времени. Кстати, когда он возвращается?
– Не знаю точно.
– М-м… я тут снимаю небольшой домик поблизости, пока идет ремонт, так что в обозримом будущем я буду бывать здесь.
Разговаривая с ней, он стоял, облокотившись о стекло ее дверцы. Она чувствовала запах его кожаной куртки и легкий аромат мыла, исходивший от него. Его руки были загорелыми, а ногти ухожены и аккуратно подстрижены. На тыльной стороне одной ладони – царапина, а на пальце – небольшой порез. Интересно, откуда, подумала она… защищал одну из своих прекрасных дам, с которыми его всегда фотографировали рядом на приемах? Она перевела взгляд с его руки на свою. На коже была странная отметина. В выходные дни она поранилась о вьющуюся розу, которая яростно отстаивала свое право расти, куда и как она хотела. Роза определенно вышла победителем в этой схватке, но Холли ее строго предупредила, что, если она и впредь будет жадно захватывать не принадлежащую ей территорию, ее ждет безжалостная обрезка осенью.
В саду следовало соблюдать порядок.
– Я скажу Полу, что ты приехал, – ответила она Роберту, все еще не в силах посмотреть ему в глаза.
– Он уже, наверно, женился?
– Нет, Пол как тот катящийся камень в поговорке, который мхом не обрастает.
Вообще-то у брата была связь с одной разведенной женщиной с двумя детьми, которая так ему и сказала, что, если ей нравится спать с ним, это еще не означает, что нашла им отца.
– А ты… Я слышал, тоже по-прежнему не замужем.
– В наше время женщинам не обязательно выходить замуж, чтобы вести полноценную жизнь, а в тридцать лет…
– Ты еще очень молода, чтобы думать о возрасте. Поверь мне, – перебил он ее. Он изменил позу, и теперь она могла еще более отчетливо ощущать его воздействие на себя, и, когда Холли быстро повернулась к нему, глаза ее широко раскрылись, потому что она увидела, как он близко от нее, как близко от нее его глаза.
– Странно, как все получилось… Я всегда думал, что ты рано выйдешь замуж, заведешь детей…
– Не знаю, чему ты так удивлен, – возразила она неуверенно. – Собственно, именно ты сказал мне, что я сделаю глупость, если растрачу свои возможности и упущу свой шанс, связав себя мужем и детьми.
Он действительно так и сказал, но они оба прекрасно знали: имелось в виду, что это он будет дураком, если упустит свой шанс, связав себя женитьбой на ней. Но он специально сказал это так, как будто заботился о ней, хотя в действительности его причина коренилась в его собственных интересах. Если бы он на самом деле заботился о ней, то никогда бы не допустил, чтобы она, во-первых, влюбилась в него, а во-вторых, поверила в то, что ее любовь взаимна, но, впрочем, как она выяснила за эти годы, мужчины вообще склонны представлять женщинам дело так, будто пекутся об их интересах, хотя, по сути, действуют прямо противоположным образом.
– Ты изменилась, Холли.
Она жестко улыбнулась и сказала:
– Надо полагать, хотя я склонна считать, что это результат зрелости. Мне надо ехать, Роберт. У меня сегодня заседание правления, и я опаздываю.
Она поняла после того, как сказала, что это прозвучало скорее как вызывающее хвастовство испуганного ребенка, чем сдержанное замечание женщины, достаточно уверенной в себе и нисколько не задетой встречей с человеком, который когда-то стал причиной ее самого большого несчастья.
Взгляд, который бросил на нее Роберт, только укрепил ее в своих мыслях.
– А, ничего, подождут, – сказал он мягко. – Удивительно, как наши представления расходятся с реальностью. Сегодня ты шикарная, умная, деловая женщина. Интересно, а в этой женщине осталось что-нибудь от девчонки, которую я знал?
Его слова поразили ее. Она понятия не имела, чем они вызваны и почему он так намеренно жесток, упомянув ту девчонку. Он должен понимать, сколько горя причинил ей… сколько боли… сколько самоунижения, когда она умоляла не оставлять ее, остаться… любить ее, а не бросать.
Он тоже изменился… потому что Роберт, которого она знала, никогда не сказал бы ничего подобного. Роберт, которого она считала, что знает, поправила она себя, и, отвернувшись, тронула машину с места. Но тот Роберт никогда в действительности не существовал.
Когда она стала отъезжать, Роберт сухо заметил:
– В следующий раз выезжай пораньше.
– Не беспокойся, – ответила она сквозь зубы. – Теперь, когда я знаю, что ты приобрел этот дом, духу моего здесь не будет.
Десять минут спустя, когда она уже выехала на главную дорогу, ее все еще трясло и она все еще ругала себя за свою детскую несдержанность. Ну, почему, черт возьми, нельзя было просто промолчать и уехать, ни слова не говоря?
Ладно, по крайней мере она определилась. Насколько ей было известно, его приезд в деревню не очень-то приветствовали, и ей не хотелось бы, чтобы он вернулся. Она была рада, что вероятность их контактов очень мала, и теперь по-женски могла недоумевать, зачем одинокому человеку такой огромный домище.
