Книга Потомок Одина - Сири Петтерсен

Ример поглядывал на Ветле, который шагал перед ним по тропинке к Обители воронов. Ребёнок-переросток безостановочно разыгрывал в лицах происшествие у Аллдьюпы, путая местами эпизоды. Время от времени он начинал говорить так оживлённо, что слова застревали у него в горле и ему приходилось начинать рассказ сначала. Всякий раз, когда Ветле спотыкался о корни, Римеру приходилось подхватывать его и возвращать на тропинку.

Тёмно-зелёный вереск купался в солнечных лучах. От летнего тепла птицы стали сонными и тихими. Такой день не предназначен для невозможных разговоров, но именно такой разговор ему и предстоял. Ример отметил, как непроизвольно замедлил шаг.

Прогулка с имлингом, который никогда не притворяется, дарила чувство свободы. Ветле был тем, кем был, с кем бы он ни разговаривал. У него не имелось тайных мотивов, а в его взгляде никогда не появится алчность. Он позволил Римеру забыть о том, кто такой Ример, а это редкое удовольствие.

Жители Эльверуа обходились с Ветле как с деревенским сокровищем. Он мог приходить и уходить когда захочет. Очарованные хозяйки угощали его медовым хлебом и гладили по кудрявым волосам цвета пшеницы. Но никто не ожидал, что он, как все остальные, станет спокойно сидеть и слушать, как авгу проводит службу в Чертоге Всевидящего. Парнишка был красивым – это благословение Всевидящего нередко спасало его от страха со стороны окружающих, от их недоверия ко всему необычному. В мире Ветле даже время текло иначе. Значение имело только сиюминутное, только то, что произошло совсем недавно. Сегодня, как нетрудно понять, важной была Хирка.

За три года девчонка не растеряла своей решительности, этого у неё не отнять. Она по-прежнему не упускала случая поучаствовать в затеях, как в безрассудных, так и не очень. Ветле расписал её как богиню из Бриннланда. Ример инстинктивно сложил ладони знаком Всевидящего. В Маннфалле старые боги и богини уже давно почили.

Они пересекли поросшую мхом равнину по тени от огромных дубовых крон. Ветле побежал в сторону дома, сливавшегося с лесом на другой стороне равнины. Жилище было похоже на маленькую башню, сложенную из брёвен, которые поставили вертикально и прислонили к мощным древесным стволам. Но у деревьев была и другая задача. Они служили опорами для переплетающихся ветвей, окружавших почти всю равнину. На первый взгляд в них не было ничего необычного, особенно сейчас, в конце лета, когда их покрывала густая зелёная листва. А потом Ример услышал крики воронов и понял, что смотрит на большой полукруглый загон. Обитель воронов.

У него дома в Эйсвальдре жило несколько воронов – члены Совета не рассылали писем другими способами. В Эльверуа единоличную ответственность за пересылку важной корреспонденции несла Рамойя. И здесь, и в Маннфалле обычные письма отправлялись с повозками, но если письмо надо было доставить за одну ночь и незаметно, то конкурентов у воронов не было. Чёрные вестники. Крылья Совета. Священные переносчики новостей и приказов о казни или помиловании. Маннфалла обладала непревзойдённым могуществом во многом благодаря неутомимым воронам.

Ример услышал, как они перешёптываются о приближении чужака. За ним наблюдают. Его оценивают. Вороны признали в нём сына Всевидящего и успокоились. Ример остановился.

Тишина была наполнена напряжением. Голодом, сходным с алчностью попрошайки. Она была невинной, необходимой и одновременно острой и непредсказуемой. Ример продолжил движение, и карканье возобновилось. Хор голосов всё громче и громче требовал, чтобы их оставили в покое. Ример обманут и отвергнут.

Среди страшного шума раздался глубокий женский голос:

– Они сказали, что идёт знакомый, но я даже не знаю, верить ли своим глазам.

Из загона вышла Рамойя. Она покачивала бёдрами, как умеют только женщины из Букеша. Угольно-чёрные волосы были собраны в плотный хвост, косички которого топорщились в разные стороны у неё на затылке, как перья вороньего хвоста. Через широкие воздушные шаровары он разглядел, что она похудела. Штанины были связаны на лодыжках нитками с золотистыми жемчужинами, которые звенели при ходьбе. Прожив несколько лет в Эльверуа, Рамойя продолжала оставаться чужестранкой.

Ветле побежал к ней навстречу.

– Мама! Мы упали в Аллдьюпу! – гордо заявил он. Рамойя невозмутимо опустила на мох железное ведро, испачканное кровью, и положила ладонь сыну на плечо. Она отодвинула его от себя на расстояние вытянутой руки и быстро оглядела с ног до головы, чтобы убедиться, что он цел и невредим. Потом повернулась обратно к Римеру. Тот был готов увидеть следы страха в её глазах, но просчитался.

Удивительное зрелище представляли собой наставница воронов и её сын, почти взрослый мужчина, который думал и поступал как ребёнок. Его волосы были настолько же светлыми, насколько её были чёрными. Мальчишка принялся рассказывать о случившемся, и Римеру несколько раз пришлось перебить его, чтобы немного смягчить ужасную историю, которую он неоднократно прослушал по дороге сюда. Ветле рассказал Рамойе, что произошло. Она спокойно отнеслась ко всему и не стала ругать сына. Ветле всегда позволялось ходить, куда он хочет, несмотря на очевидные опасности.

– Никто не упал, это важнее всего, – сказал Ример, хотя, судя по всему, Рамойю не надо было успокаивать.

– Все мы упадём рано или поздно. И никто не даётся нам в полное и безраздельное владение, – ответила она.

Рамойя подняла ведро и подошла к нему, подняв руку, словно собиралась похлопать Римера по щеке, но не сделала этого, и её рука упала вниз. Сколько он себя помнил, она была ему вместо матери. А сейчас Рамойя разглядела в нём нечто, к чему не захотела прикасаться. То же самое, из-за чего Хирка повернулась к нему спиной и ушла. Казалось, они знают. Словно всё, что он видел и совершал в течение последних трёх лет, оставило след на его коже и в его глазах. Ример ощутил укол горя и немедленно его подавил. Рамойя переложила ведро из руки в руку, ручка скрипнула. Из ведра пахнуло подгнившей дичью.

– Я не видела тебя…

Ример помог ей:

– …после Ритуала.