– Алюми-и-и-ни-вую проб-куЯ засуну тебе в жоп-ку,И замазаю замаз-кой,И заделаю шпаклёв-кой!
Кадри прекрасно знала, что Михалис не понимает русского – ну разве что кроме мата, так его здесь все декодируют. Значит, пойдет, болезный, к ребятам, будет просить перевести. Ну что, пусть переводят, филологи, твою мать!
Кадри быстро проскочила короткий отрезок Авеню Томб оф зе Кингс, оставив слева Кингз Авеню Молл, пронеслась по Агион Анаргирон, на круге свернула на Европис. Проехав щит с надписью «Международный аэропорт Пафоса – 15 км», тормознула. Никогда не знаешь, где они тут стоят. Зелени много, спрятаться с радаром проще простого. Это вот Димитра всегда попадается, а меня фиг с два подловишь.
Впрочем, полиции сегодня работать было лень, и Кадри зря пилила весь бульвар строго пятьдесят. На кругу возле «Альфа-Меги» «лягушонка» раскрутилась и как камень из пращи вылетела на «А6», быстро набрав ненаказуемые сто двадцать километров в час – верхнюю границу негласно принятого скоростного коридора, за нее тут ничего не бывает. А вот за сто двадцать один – всё, не отвертишься, попал на деньги и на баллы.
Минут через пять машина свернула налево на Агиа Варвара и спустя километр ушла направо, на каменистый проселок. Не дороги – направления, пришло на ум Кадри. В полукилометре впереди виднелся гараж Спироса. Вот ведь одногодки с Михалисом, одноклассники, друзья, наконец, – а какая разница! Спирос – мужчина, а этот – сопля с понтами. Возле гаража Кадри коротко посигналила. Спирос оторвался от подвешенного на подъемнике джипа и приветливо махнул Кадри грязной рукой.
После гаража начиналось самое интересное. Всего-то километр, но какой! Слева, в камнедобывающем карьере, грохотал комбайн, пережевывающий породу в щебень. Жирная каменная пыль летела по ветру. Кадри забыла закрыть окно и тут же почувствовала легкое похрустывание на зубах. Как можно быстрее проскочив пылящий участок – а тоже еще та задача, будешь тут сильно разгоняться, так колеса отбросишь, – свернула направо и въехала на куриную ферму Каранидиса.
Хотела было сразу зайти, но вместо этого набрала номер по громкой.
– Karanidis poultry farm, can I help you?
– Hello, I’d like to talk to Sveta[6].
– З-ве-е-та-а-а! – послышалось в трубке. Кадри рассмеялась: надо же, лет пятнадцать с мачехой живут, а имя ее нормально произносить не научились.
Света вышла на улицу, держа в одной руке пакет с куриной тушкой, а в другой маленький подносик с кофе и сахаром. Кофе дымился и пах так, что голова шла кругом.
– Ой, Кадри, – Света улыбнулась старой знакомой, – а внутрь чего не идешь?
– Тёть Свет, у Димитры грипп походу, а твоей старшей рожать через месяц – зачем рисковать?
– И то правда. Курить будешь?
– Ага.
Примостились на маленьком карнизике рядом с дверью и с полминуты сосредоточенно молчали, прихлебывая Светин кофе, перебить вкус которого мало кто мог во всем Пафосе и окрестностях.
– Рождество скоро. Мы уже индеек завезли. Сидят, жрут в три горла. Ты домой поедешь?
– Света, да кто меня отпустит? – Кадри глубоко затянулась сигаретой. – У нас же теперь самая пахота.
– Ну и что? Кроме тебя некому, что ли?
– Управляющий говорит, я самая сознательная. И полиглот – за те же, блядь, деньги – пять языков, вот они и рады. – И добавила по-эстонски: – Ahh! Mingu nad pōrgusse![7]
– Мама как? – Света закурила вторую. – Засран-ка я, два месяца ей не звонила.
– Нормально вроде. Ты же знаешь, она как запрется в себе, бесполезно спрашивать, все равно не скажет.
– Да, Кадри, так и есть. Я сегодня, вот только разберусь с птичницами, позвоню ей.
– Спасибо, тёть Свет. Пойду я.
