«У тебя не будет иного выхода…» Боже милостивый! Слова эти прозвучали с такой убежденностью, что у нее волосы на голове встали дыбом.
— Убирайся!
— Спокойной ночи, дорогая! — Мейсон улыбнулся. — Увидимся утром.
Он вышел из комнаты, тихо притворив за собой дверь, а Элизабет осталась стоять в неподвижности. В голове стучало, с новой силой прихлынула тошнота. Осев на банкетку, она попыталась успокоиться. При мысли о Джереде и грозящей ему опасности ее глаза наполнились слезами.
Дом стал опасным местом для них с сыном. Время пришло. Пора было уходить.
Не обращая внимания на пульсирующую боль в голове, Элизабет призвала на помощь всю свою силу и решимость. Встав со скамеечки, подошла к шнуру колокольчика и позвонила Софии, своей служанке. Затем, преодолевая новый приступ тошноты, она пошарила под кроватью, вытащила оттуда тяжелую кожаную сумку и поставила ее на пуховой матрас.
Зевая, в комнату вошла заспанная Софи с торчащими во все стороны темными волосами.
— Вы звонили, миледи?
— Мне нужна твоя помощь, Софи. Я уезжаю.
Зеленые глаза девушки расширились.
— Сейчас? В середине ночи, миледи?
— Поднимись наверх и разбуди миссис Гарви. Скажи ей, чтобы она одевалась. Мы немедленно уезжаем. Пусть соберет сумку для себя и Джереда. Скажи еще, чтобы ждала меня внизу у двери, ведущей в каретный сарай.
Осознав серьезность намерений хозяйки, Софи выпрямилась.
— Как будет угодно, миледи.
— Когда справишься со всем, ступай на конюшню и скажи мистеру Хоббсу, чтобы приготовил мою карету. Малую. Только пусть он не подгоняет ее к парадному входу. Скажи, я сама к нему приду.
Софи уже повернулась, чтобы бежать исполнять поручения, когда Элизабет крикнула ей вдогонку:
— И никому больше не говори о моем отъезде!
Маленькая горничная все поняла и, сделав торопливый книксен, бросилась к двери. Она и сама недолюбливала Мейсона Холлоуэя, хотя никогда этого не говорила. К моменту возвращения горничной Элизабет уже оделась в простое черное шерстяное платье. Ее волосы были собраны на затылке в тугой узел, и под подбородком завязаны ленты безупречной черной шляпки.
— Помоги мне с последними пуговками, — попросила Элизабет горничную, поворачиваясь к ней спиной.
Когда все было готово, Элизабет сняла с крючка рядом с дверью черную шерстяную шаль и накинула себе на плечи. Даже от столь незначительного усилия ее качнуло.
Софи в тревоге бросилась к хозяйке:
— Миледи!
— Со мной все в порядке. Обещай только, что до утра никому ничего не скажешь.
— Конечно. Можете довериться мне, миледи. Умоляю, будьте осторожны.
Элизабет улыбнулась, тронутая преданностью девушки:
— Я буду осторожна.
С сумкой в руках она направилась к лестнице для слуг и вскоре оказалась у двери, ведущей на конюшню. Там с двумя небольшими сумками и Джередом стояла миссис Гарви. На Элизабет взглянули его большие обеспокоенные карие глаза.
— Куда мы едем, мама?
До последнего мгновения Элизабет и сама толком не знала, куда она отправляется. Теперь, посмотрев на сына и почувствовав очередной приступ головокружения, она поняла, что должна делать.
— На встречу со старым другом, — сказала она, моля Бога, чтобы в уголке его сердца еще сохранилась хотя бы малая толика прошлых чувств.
Глава 3Тяжелый стук в дверь вывел Риса из состояния сна. Нахмурившись, он свесил ноги с высокой кровати и заставил себя встать. Пока надевал шелковый темно-синий халат, стук повторился.
Ворча, Рис взял трость, пересек спальню и, рывком распахнув дверь, обнаружил в коридоре Тима Дэниелса.
— В чем дело, парень? Хочешь весь дом перебудить?
В свете масляной лампы, которую Тим держал над головой, его рыжие вихры пламенели огнем.
— Срочное дело, сэр. Там внизу женщина, сэр. Она сказала, что должна с вами увидеться. Говорит, дело не терпит отсрочки.
— Уже далеко за полночь. Какого дьявола женщине понадобилось со мной встречаться в этот час ночи?
— Не могу знать, сэр. Она с сыном, и, похоже, ей плохо.
От дурного предчувствия у Риса по спине поползли мурашки. Два дня назад он встретил Элизабет с сыном. Хотя вряд ли ночная гостья имеет к ней отношение. Но в совпадения он не верил.
— Скажи ей, что я спущусь, как только оденусь.
— Слушаюсь, сэр.
Тимоти исчез, и Рис вернулся к шкафу. Безотчетно массируя ногу, он выбрал пару черных брюк и белую батистовую рубашку, присел на кровать и оделся. Когда заправлял рубашку, ощутил, как ногу прострелило болью. С тех пор как он получил заряд шрапнели в Инкермане, нога почти не гнулась, но когда он начинал ходить, постепенно разрабатывалась. Правда, сейчас чертова нога казалась свинцовой кочергой, присоединенной к его телу.
Но Рис старался не обращать на нее внимания. Одевшись, он спустился вниз, гадая по дороге, что за проблема ждет его в середине ночи.
Внизу он обнаружил своего высокого, сухощавого, весьма респектабельного вида дворецкого рядом с женщиной в черном.
Время, казалось, замедлило свой бег. Он узнал эти тонкие черты, бледную кожу, волосы цвета вороного крыла, идеально очерченные брови и губы цвета розы. Его память наводнили образы. Элизабет в саду своего дома несется со смехом с ним наперегонки к бельведеру. Элизабет в его объятиях кружится в бальном зале. Элизабет на террасе, ее пальцы скользят по его волосам, а губы у нее мягкие и податливые.
Расправив плечи, он твердо встретил ее взгляд.
— Вас сюда не приглашали.
Когда она шагнула к нему, он заметил, что ее бьет дрожь, хотя движения оставались такими же грациозными и женственными, как прежде. Маленькая женщина, никогда не казавшаяся маленькой.
— Мне нужно поговорить с вами, милорд. Это безотлагательно.
Он не привык к такому обращению, и оно его покоробило. «Майор» импонировало ему больше. Он хотел сказать ей, что у него нет времени на женщину столь низкую, как она, но тут он увидел, что Элизабет не одна. Рядом с мальчиком, ее сыном, которого Рис видел в деревне, стояла седоволосая женщина.
— Пожалуйста, милорд.
— Проходите.
Едва заметно хромая, он направился в сторону гостиной, надеясь, что его суровый тон вынудит ее повернуть назад и уйти. Войдя в гостиную, Рис остановился, пропуская Элизабет вперед, и, проходя мимо, она задела его пышными юбками. Он закрыл раздвижные двери, создав обстановку уединения, но сесть ей не предложил и сам не сел.
— Сейчас глубокая ночь. Что вам угодно?