— Недостойная тема для джентльмена. Давай лишь скажем, что теперь я знаю куда больше о женщинах-обманщицах. Дураков надо учить, как говаривал мой дедушка.
Ахмед еще больше разволновался. Начал требовать объяснений. Но тут вошел Мариотт и объявил, что ужин подан, так что удобный момент прошел.
И только значительно позже Ахмед снова заметил странную перемену в Джейке. Они обсуждали возможность восхождения во время отпуска, как Джейк неожиданно отодвинул стул и встал.
— Ох, это невозможно. Я совсем не в форме.
— Тогда обрети форму, — миролюбиво предложил Ахмед.
— Нет времени. — Джейк говорил отрывисто. — Слишком много проектов.
Ахмед рассмеялся.
— Поручи кому-нибудь. Ты теперь большой босс. А боссы так и поступают.
— Если им есть кому поручить. У моего менеджера по застройке нет ни капли инициативы, а у моего прораба — избыток. К тому же у меня помощник, чей интеллектуальный уровень равен однозначному числу, и заведующий отделом рекламы, который только и делает, что толкает речи в школах.
Он говорил сухо, но за этим скрывалось настоящее раздражение. Знавший его хорошо Ахмед видел это очень ясно. По напряженным плечам, блеску в глазах.
— Такое впечатление, что ты вот-вот выйдешь из себя.
Джейк провел рукой по волосам. Вздохнул с явной злостью.
— Какой смысл? Им всем требуется пересадка мозгов. Мне иногда кажется, что я один на что-то способен.
— Опасная мысль, — пробормотал Ахмед. Но Джейк его не расслышал.
— Возьми хотя бы это дело Лоуренс. Полный провал.
— Что за дело Лоуренс? — послушно поинтересовался Ахмед.
Джейк на мгновение удивился, как будто забыл, что у него есть собеседник. На губах появилась печальная улыбка, и тон стал более сдержанным.
— Это касается проекта в Оксфордшире. Ничего существенного. Крошечный проект. Не должно было быть никаких осложнений. В масштабе компании этот проект — капля в море. Но разве они могут справиться? Все равно, что спросить — могут ли они слетать на Луну.
Ахмед с любопытством следил за другом.
— И ты вынужден заняться им сам, — догадался он. — Несмотря на его незначительность?
Зубы Джейка сверкнули в некотором подобии его старой, бесшабашной улыбки.
— Незначительно в масштабах компании, — поправил он. — С точки зрения моего чувства собственного достоинства этот проект побил все рекорды.
— Ты, по крайней мере, честен, — сухо сказал Ахмед.
Джейк дернул одним плечом.
— Себе я никогда не вру, других я могу, как бы это сказать, вводить в заблуждение. Но не себя. Нет смысла.
Ахмед кивнул, соглашаясь с ним. Это был тот Джейк, какого он знал.
— А почему тут затронуло твое самолюбие?
— Моя компания — мое самолюбие, — просто объяснил Джейк. — Кроме того, противостоит мне маленькая старая дева преклонных лет, собирающаяся превратить то место в рай для кошек.
— Что? — удивился Ахмед.
— То, что слышал. Лет девяносто, не меньше, и разговаривает со всяким зверьем. Господи помилуй. Судя по всему, она считает, что загородные торговые центры противоречат законам природы.
Ахмед откинул голову и громко расхохотался. Джейк лишь развел руками.
— Ты должен меня понять, — взмолился он. — Я не могу позволить древней, выжившей из ума старухе обойти «Недвижимость Дейр». Ты должен понять. Дело не только в самолюбии, тут вопрос самоуважения.
Ахмед перестал смеяться.
— А как насчет самоуважения маленькой старушки, друг мой?
— Переживет. Я дам ей столько денег, что на них можно будет построить самый большой приют для кошек в западном полушарии, — безразлично заметил Джейк.
Ахмед не успокоился.
— И все из-за сделки, по твоим же словам, новее для тебя несущественной? Просто чтобы победить? Тебя теперь что-нибудь, кроме победы, трогает, Джейк?
Улыбка исчезла с красивого лица, ее сменило жестокое выражение.
— Не могу себе позволить, — коротко ответил Джейк. — Все эти волнения — для неудачников.
— Привязанность, — вслух произнесла Эш. — Какая глупость.
Свернувшись в большом кресле в стиле королевы Анны, она рассматривала свадебные фотографии. Как хорошо она помнила тот день: упакованная в жесткий атлас, накрашенная, волосы покрыты лаком так, что ни одна прядь не выбивается. Она изо всех сил старалась никого не подвести, так была за все благодарна. И слов нет, все происходящее трогало ее до глубины души. Она была слишком привязана к Питеру, семье, всем-всем. Она отдавала им всю свою душевную теплоту, нимало не заботясь, что ничего не оставалось для нее самой. За окном уже окончательно стемнело. Над деревьями виднелись смутные очертания луны. В комнате тишина, нарушаемая лишь сопением спящего Расти. Пес забрался под стол и там заснул, положив морду на лапы. Несмотря на сопение, Эш радовалась его присутствию. Не так ощущалось одиночество.
— И почему я была такой дурой?
Она неподвижно сидела в свете маленькой настольной лампы. Фотография лежала на коленях, но она уже не смотрела на нее. Эш поежилась. Почувствовала, как похолодели пальцы рук. Они занемели, с такой силой сжимала она глянцевую фотографию.
Ведь он даже никогда не говорил, что любит ее. Ни до свадьбы. Ни даже когда делал ей предложение. И уж, разумеется, после свадьбы. Несмотря на снисходительное отношение к своей девочке-невесте, как он ее называл…
— Уф, — произнесла Эш, содрогаясь от стыда при этих воспоминаниях.
Конечно, он говорил всем, какое она прелестное создание. Такая молодая и, разумеется, наивная. Послушать Питера, так без заботливого мужа она была бы совершенно беспомощной. И он утверждал, что ему выпала честь о ней заботиться. В доказательство он всюду держал ее фотографии — в бумажнике, в лондонской квартире, в большой рамке на столе в своем кабинете в банке.
Ее дед был в восторге. Ей здорово повезло, утверждал он. Немногим восемнадцатилетним девушкам попадается такой надежный и зрелый муж, как Питер. Еще меньшее число может похвастаться такой несомненной верностью.
Эш вздрогнула, глядя на фотографию в ледяных пальцах. Она и Питер рядышком на ступеньках церкви. На ней облака белого шифона, бабушкины жемчуга и бриллианты, закрепляющие на голове передаваемую по наследству кружевную фату.
Питер был доволен.
— Ты похожа на принцессу, — сказал он.
Эш неожиданно прижала фотографию к груди, губы ее задергались. Когда-то эта фотография стояла в серебряной рамке на столе в элегантном кабинете Питера. Теперь рамка пустовала, упрятанная под стопку постельного белья в ящике комода. Фотографию она перенесла в библиотеку. Хранила ее на книжной полке между книгами «Гордость и предрассудки» и «Повесть о Робин Гуде».
