— Не знаю. Сам не знаю! Дашка! Вся моя история со Светой — полная чушь, просто от отчаяния. Я не вру, когда говорю, что люблю тебя. Может быть, это слишком громко сказано. Может быть! Ну пусть будет так, что я к тебе вроде как привязан… И… Я тебя хочу.
— К ледышке? К рыбе замороженной привязан? Хочешь меня? Очень удивительно! Перестань! Я тебе не верю!
Вместо ответа Степан подошел к ней. Удивительно, но она совершенно не находила в себе сил больше возмущаться и тем более сопротивляться, когда он поднял ее на руки и понес в комнату.
Даша закрыла глаза и, пожалуй, в первый раз с ним позволила себе отдаться вожделению. Она прекрасно осознавала, что вот уже целую неделю ее томят воспоминания о другом человеке, и теперь решила хоть этим способом перебить горький привкус сожаления о безвозвратно потерянном блаженстве, что снилось ей снова и снова. Жадный поцелуй Степана смешал все мысли. И каждая частичка ее тела отозвалась на чувственную потребность, которую он умело в ней пробуждал. И почему он так внимателен? Именно сейчас, когда они расстались?! Нет, лучше ни о чем не думать. Это так легко… Губы ее раскрылись навстречу губам Степана. Он целовал ее лицо, шею, расстегивая дрожащими руками пуговки на блузке. Она ощутила вдруг свою полную беспомощность и обрадовалась ей. Его руки освобождали ее от одежды, которую он сбрасывал на ковер. Степан глубоко вздохнул и быстрым ловким движением раздвинул диван, а потом, не позаботившись о постельном белье, которое хотела достать Даша, уложил ее прямо на бархатистую поверхность. Она сквозь полуприкрытые ресницы наблюдала, как он раздевается, и не могла, как это бывало с ними обычно, спрятаться под простыней или одеялом. Он не дал ей такой возможности. Теперь на пол полетела его одежда, и он лег с ней рядом, прижимаясь к ее прохладному бедру своей восставшей разгоряченной плотью. Ладонь Степана огладила ее всю, скользнула под тонкую кружевную ткань трусиков, лаская округлые упругие ягодицы, проникая в увлажнившуюся раковину, размыкая ее тугие створки. Она была так возбуждена, что даже простое дыхание давалось ей с трудом. Даша, почти теряя сознание, тихо прошептала имя. Но, увы, не Степана. Однако он, погруженный в свои собственные ощущения, к счастью, этого не услышал. Его руки стиснули грудь Даши, губы снова отыскали ее. Сладострастное тепло и дрожь волнами пробегали по ее телу. Один раз, только лишь один раз в прошлом, она предавалась любви с таким неистовством, инстинктивно отвечая ему, двигаясь с ним в одном ритме. Она застонала и, едва осознавая, что делает, вцепилась ногтями в плечи Степана. Даша обвила руками его шею, притягивая к себе, помогая ему войти в нее, так, как никогда раньше. Она занималась любовью самозабвенно, пылко, словно в последний раз. И, увы, когда все закончилось, она вырвалась из объятий любовника и, едва не упав, помчалась в ванную, где дала волю слезам. Это было глупо, нелепо, настоящая истерика, и Даша не могла этого не понимать, но ничего не хотела с собой поделать, да даже если бы захотела, то не смогла бы.
— Даша! Дашенька! Отопри, слышишь? Ты что, плачешь? — Степан колотил кулаком в дверь запертой ванной. Его не на шутку встревожило ее внезапное бегство. И теперь он явно слышал, как она плачет. Этого еще не хватало!
— Отстань! — крикнула Даша из ванной. — Прошу тебя, уходи!
— Но почему? — недоумевал он. — Ведь все отлично! Ты сегодня была такой, как никогда раньше! Даша! Давай начнем все сначала. Я же чувствую, ты меня любишь!
— Уходи. Прошу тебя, — всхлипнула она, заворачиваясь в махровый халат, внезапно ощутив холод. Ее била самая настоящая дрожь. И ей безумно хотелось, чтобы он ушел.
Степан еще долго стоял перед закрытой дверью в ванную комнату, что-то выкрикивал, просил, умолял, даже угрожал, но сломать дверь, естественно, не решился.
— Ну ладно. Я ухожу. Если тебе это так уж необходимо. Но я хочу, чтобы ты знала. Я хочу быть с тобой. И если ты передумаешь валять дурака, то знаешь, как меня найти. Пока.
Она услышала, как он оделся и вышел, громко хлопнув входной дверью. Английский замок щелкнул, и в квартире воцарилась глухая тишина. Даша умыла разгоряченное и опухшее лицо, взглянула на себя в зеркало и ужаснулась. Глаза покраснели, нос распух. Вот уж красавица, ничего не скажешь! Куда там ее моделям. Она вышла и направилась на кухню. Налила себе полную рюмку водки и залпом выпила. По желудку разлилось успокаивающее тепло. Теперь надо вымыть посуду, и она принялась за ненавистную работу почти с таким же неистовством, с каким всего полчаса назад занималась любовью. И с кем! Со своим бывшим. И этот бывший совсем не желает таковым быть. И что с этим делать? До сих пор все казалось ясным и четким. Пусть обидно, пусть горько, как любой женщине, если бы ее променяли на другую. Ведь все собственницы. Даже если нет любви, не хочется отпускать от себя мужчину. Самолюбие не позволяет. Значит, причиной его «ухода» была она сама? Конечно же! И он не нашел ничего лучшего, как использовать Светлану, для того чтобы вызвать хоть какие-нибудь эмоции у своей снежной королевы, как он ее порой называл. Ну что ж, ему удалось на какое-то время выбить ее из колеи, а сегодня вечером даже растопить лед. Даша рассмеялась. Оказывается, Степан сделал этот шаг просто потому, что устал ждать, когда же наконец она соизволит ответить ему взаимностью. И сегодня ему показалось, что все хорошо. Знал бы он, чему обязан такой, с ее стороны, вспышке страсти. Даша яростно намыливала тарелки, одну умудрилась разбить. По всему полу, покрытому терракотовой плиткой, разлетелись мелкие синие осколки. Пришлось доставать пылесос, долго с ним возиться, пока не исчезли все острые крошки. На плиточном полу любая посуда разбивалась вдрызг. Даша подумала, что она сейчас тоже разбила вдрызг не только тарелку, но и все надежды Степана. Они расцвели и завяли в один момент, за одну ночь, как редкий экзотический цветок. Очищая пылесос, она поранила палец, чертыхнулась, не только от этого, но и оттого, что умудрилась покрыться пылью с головы до ног. Пыль осела и на ее длинном белом халате, теперь превратившемся в серый, и на волосах. Даша выбросила пакет с осколками в мусоропровод, вернулась в квартиру и направилась смывать с себя и грязь, и полное разочарование.
Лежа в ванне, она долго и тщательно мыла голову, наслаждаясь тонким ароматом шампуня и масла, которое капнула в воду. Ей всегда удавалось успокаиваться вот так, используя богатый арсенал ароматерапии. Заколов мокрые волосы на затылке, она не спешила вылезать из уютного эмалевого чрева. Просто добавила горячей воды и вытянулась, отдавшись расслабляющим запахам и мерному шуму струи, льющейся из крана. И на нее напала столь сильная, совершенно одуряющая истома, что она еле-еле заставила себя вылезти и только тут вспомнила, что забыла взять другой халат, хотя умудрилась машинально бросить испачканный в корзину. Покачав головой, она взяла с вешалки Женин. Ничего, сестрица не обидится. Сушить волосы феном совершенно не было сил, хотя Даша и понимала, что завтра ей придется очень долго распутывать свою гриву. Кое-как вытершись, она доползла до своей комнаты и рухнула в постель, тут же провалившись в темный омут без сновидений.
* * *
Утром появилась Женя. И вид у сестры был довольный. Чего нельзя было сказать о самой Даше. Хотя и спала она крепко, все равно чувствовала себя совершенно разбитой. Она выползла из своей комнаты и, вопреки устоявшейся привычке никогда не садиться за завтрак, не умывшись и не причесавшись, ринулась срочно заправлять кофеварку. Есть не хотелось. А из ванной слышалось веселое насвистывание Жени. Она так всегда делала, когда у нее случалось хорошее настроение. Свежая и румяная, сестра уселась за стол и налила себе полную кружку кофе, а потом выудила из холодильника кусок холодного мяса, оставшегося после их вчерашней пирушки, и, отрезав изрядный ломоть, положила его на хлеб, намазав сверху горчицей.
