Мы пришли к соглашению: решение стать родителями будет «единственным и самым важным нашим совместным решением» . Однако именно благодаря исключительной важности этого решения оно казалось нереальным и оставалось на уровне фантазии. Каждый раз, когда один из нас поднимал вопрос об отцовстве и материнстве, я чувствовала себя маленькой одинокой девочкой.
Я действительно помню последовательность разговоров того периода, балансировавших с вроде бы случайной регулярностью между доводами за и против. Самым оптимистичным, безусловно, был разговор
после воскресного ленча у Брайана и Луизы на Риверсайд-Драйв. Они больше не устраивали ужинов, поскольку это всегда выливалось в родительский апартеид: один супруг играл во взрослого с оливками каламатас и каберне, а второй отлавливал, купал и укладывал спать двух неугомонных маленьких дочек. Я же всегда предпочитала общаться с друзьями по ночам — так мне казалось распутнее, хотя распутство больше не ассоциировалась у меня с тем остепенившимся сценаристом кабельного телеканала «Хоум-бокс-офис», готовящим себе спагетти и поливающим тщедушную петрушку на подоконнике.
Когда мы спускались в лифте, я выразила свое изумление:
— А ведь он был таким кокаинистом.
— Похоже, ты сожалеешь, — заметил ты.
— О, я уверена, он сейчас гораздо счастливее.
Я не была уверена. В те дни я все еще считала здравомыслие подозрительным. Действительно, когда-то мы здорово веселились, и я испытывала непостижимое чувство утраты. А в тот день я восхищалась массивными дубовыми столом и стульями, купленными за бесценок на домашней распродаже на севере штата, пока ты с поразившим меня терпением покорно проводил полную инвентаризацию кукол «Детишки Капустная грядка», принадлежавших младшей дочке. Мы искренне расхваливали неординарный салат, ибо в ранние восьмидесятые козий сыр и вяленые томаты не успели выйти из моды.
Еще несколько лет назад мы договорились, что вы с Брайаном не будете спорить из-за Рональда Рейгана, — для тебя он был добродушным предметом поклонения с обаятельной улыбкой и финансовым гением, восстановившим национальную гордость; Брайан считал его почти идиотом, который обанкротит страну снижением налогов на богачей. Пока девочки с недетской громкостью крутили одну и ту же песню «Эбони энд Айвори» и подпевали невпопад, мы придерживались нейтральных тем, и я с трудом подавляла раздражение. Ты сокрушался, что «Никс» не попали в плей-офф, а Брайан талантливо изображал спортивного фаната. И все мы были разочарованы скорым завершением последнего сезона «Все в семье», но согласились, что шоу выдохлось. Единственный спор в тот вечер закрутился вокруг аналогичной судьбы сериала «Чертова служба в госпитале МЭШ». Прекрасно зная, что Брайан боготворит Алана Альда, ты обозвал его ханжой.
Однако ваши споры были пугающе добродушными. Слабостью Брайана был Израиль, и меня подмывало как бы между прочим упомянуть «иудейских нацистов» и взорвать его любезный фасад. Правда, вместо этого я спросила Брайана о теме его нового сценария, но так и не получила вразумительного ответа, поскольку старшая девочка залепила жвачкой белокурые волосы своей Барби. Брайан положил конец рассуждениям о растворителях, решительно отхватив пострадавший локон ножом, что немного огорчило Луизу, — единственный шумный эпизод, а в целом никто не выпил лишнего, никто не обиделся. У них был милый дом, вкусная еда, милые дочки — милые, милые, милые.
Я сама себя разочаровала, сочтя наш идеально приятный ленч с идеально приятными людьми несовершенным. Почему я предпочла бы драку? Разве обе девочки не очаровательны? Так имело ли значение то, что они беспрерывно прерывали беседу, и за весь день я так и не смогла закончить ни одной мысли? Разве я не была замужем за человеком, которого любила? Так почему какой-то порочный бесенок, сидевший во мне, хотел, чтобы Брайан сунул руку под мою юбку, когда я помогала ему при - нести с кухни вазочки с мороженым «Хааген-даз»? Вспоминая прошлое, я с полным правом могла бы лягнуть себя. Всего через несколько лет я заплатила бы любые деньги за простую семейную вечеринку, во время которой самым худшим проступком детей была бы жвачка в волосах.
Однако в вестибюле ты громогласно объявил:
— Это было бесподобно. Они оба потрясающие. Надо поскорее пригласить их к нам, если, конечно, они найдут приходящую няню.
Я придержала язык. Ты не стал бы выслушивать мои мелочные придирки. Не был ли ленч скучноват, не показалась ли тебе вся эта игра «Папочка лучше знает» придурковатой и пресноватой (наконец я могу признаться, что мы с Брайаном переспали на одной вечеринке еще до нашего с тобой знакомства), а ведь Брайан когда-то был заводилой в любой компании. Вполне вероятно, ты чувствовал то же, что и я, и эта, по всей видимости, удачная встреча показалась тебе такой же унылой и пресной, но вместо предпочтения другой очевидной модели — мы же не собирались бежать за граммом кокаина — ты проигнорировал реальность. Они — хорошие люди и хорошо нас приняли, следовательно, мы отлично провели время. Другой вывод был бы пугающим, вызывающим призрак не упоминаемого в приличном обществе порочного пристрастия, без коего мы не могли прожить, но смириться с которым тоже не могли, и менее всего могли вести себя в буквальном соответствии со сложившимися стереотипами.
Ты рассматривал искупление как закон желания. Ты презирал людей (таких, как я) за упрямую, смутную неудовлетворенность, поскольку считал, что неспособность принимать простую радость жизни говорит о слабости характера. Ты всегда ненавидел разборчивых в еде, ипохондриков и снобов, презирающих «Язык нежности» только из-за популярности этого фильма. Хорошая еда, милый дом, милые люди — чего еще я могла желать? Кроме того, хорошая жизнь не стучится в дверь. Радость — это работа. Итак, раз ты достаточно потрудился, чтобы поверить, будто мы — в теории — хорошо провели время с Брайаном и Луизой, значит, мы действительно хорошо провели время. Единственным намеком на то, что на самом деле встреча тебя утомила, был твой преувеличенный энтузиазм.
Выходя через вращающиеся двери на Риверсайд-Драйв, я не сомневалась, что мое смутное беспокойство скоро пройдет, хотя те же мысли вернутся, чтобы преследовать меня. Однако я не предвидела, что твое навязчивое желание запихнуть бурный уродливый опыт в опрятную коробку, как прибитую к берегу корягу — в дорогой чемодан, и искреннее смешение понятий есть и должно быть, твоя врожденная склонность ошибочно принимать то, что ты имеешь, за то, чего ты отчаянно хочешь, приведут к таким разрушительным последствиям.
Я предложила пройтись до дома пешком. По роду своей работы в путеводителе «На одном крыле», я всюду ходила пешком, и импульсивность была моей второй натурой.
— До Трибеки миль шесть или семь! — возразил ты.
— Ты взял бы такси, чтобы попрыгать через веревочку семь тысяч пятьсот раз перед матчем «Никсов», но боишься, что энергичная прогулка тебя переутомит.
— Да, черт возьми. Все в свое время.
Если не считать ограничение физической активности и аккуратность, с которой ты складывал свои рубашки, твой образ жизни был достоин восхищения. Однако в более серьезных ситуациях,
