– О! Полиночка! Рад вас видеть, как жизнь? Как делишки, как детишки, – жестом отработанной годами радужности привлек меня в свои объятия главный врач клиники Петр Исмаилович.
Я старательно улыбалась.
– Петр Исмаилович! Ба, сколько лет, сколько зим! – выдала стандартную программу я.
Мы виделись с ним не так уж и давно, на Международный женский день. Помню, тогда кто-то из аспирантов принес караоке, и я весь вечер пыталась выдавить из людей слезу, распевая самые слезливые баллады Тани Булановой. У меня есть музыкальный слух, хотя в жизни это мне ничем и не помогло. Однако если надо чем-то потрясти окружающую подвыпившую публику, достаточно грянуть «Опустела без тебя земля». Хотя эта песня не Тани Булановой. Но кто там будет считаться после второго часа застолья? В общем, погуляли мы тогда неплохо, но теперь традиционно радовались друг другу так, словно расстались еще до естественной смерти СССР от старости и склероза.
– Прошу к нашему столу. Нет, позвольте, я за вами поухаживаю, – суетился главврач, пододвигая к нам нарезанные еще в магазине колбаски.
– Ну что вы, что вы. Мы и сами себе все нальем, – издевалась Динка.
Петр Исмаилович смеялся и грозил Динке пальцем. Дальше до определенного момента все шло по программе. Сначала Петр Исмаилович торжественно объявил минуту молчания в честь памяти павших. Мы все искренне помолчали. Кое-кто совместил молчание с намазыванием бутерброда. А чего время-то терять? Потом Динка в качестве главбуха подняла тост за дальнейшее процветание их благословенного центра, который выполняет важную и благородную миссию – несет людям здоровье.
– За наличный расчет, – раздалась сдавленная реплика с галерки. Из области медсестер.
– Что за нездоровый цинизм! – шутливо воскликнул хирург-косметолог Семен Демидович. Кто как не он лучше всех знал о том, сколько стоят медицинские радости. Однако в простой земной жизни Семен Демидович был шутником и балагуром, что делало его поистине бесценным для пьющей и веселящейся компании. Мы с ним традиционно каждый раз пили на брудершафт, прилюдно целовались и переходили на ты. Так он поступал практически со всеми, и, хотя уже не осталось никого, с кем бы Семен соблюдал официальную форму обращения, пить на брудершафт мы продолжали. На этом, если можно так выразиться, заканчивалась трезвая официальная часть и начиналась собственно корпоративная гульба.
– Девчонки! Что вам налить? – гостеприимно махал бутылками Паша – охранник, который хоть и не имел никакого отношения к медицине, но вечеринки без него никто и не представлял. Уж больно хороший и заботливый из него получался тамада.
К концу первой бутылки мартини, когда дамы еще не готовы пить коньяк, но внутренне уже понимают, что без этого никак не обойтись, я поняла вдруг, что на самом деле, несмотря на весь Динкин сарказм, очень люблю врачей за их открытость и простоту, а также за то, что им (особенно их мужской половине) очень идут белые халаты. Я раскраснелась и почувствовала себя очень хорошо, даже, может быть, слишком хорошо, что не могло объясняться одной только вечеринкой.
– Поль, ты чего? – забеспокоилась Дудикова, потому что, если быть до конца честной, я вдруг почувствовала, что моя любовь к людям в белых халатах базируется не просто и не только на спиртном, но и на том, что привычную разношерстность нашей компании разнообразил вдруг кто-то незнакомый.
– Я? Я ничего. А это кто? – слабо кивнула я в сторону неожиданно появившегося в наших рядах восьмого чуда света. Тоже в белом халате и на вид настолько напоминающий прекрасного принца высшей категории (т. е. голубые глаза, улыбка Александра Абдулова, грусть Олега Меньшикова и обаяние Федора Бондарчука. Плюс его же рост), что у меня, как говорится, в зобу дыханье сперло.
– А тебе чего?! Ты только вчера мне клялась, что у тебя с Костиком все в полном ажуре, – забеспокоилась Динка.
И ее можно понять. Нет, мы обе не были с ней моралистками, но поскольку я выходила замуж по любви и планировала жить с Костиком вечно в полной гармонии, считалось, что я никак не должна реагировать на голубоглазых красавцев. Что я вот уже четыре года и делала. Я стойко игнорировала любые поползновения на свою женскую неприкосновенность со стороны кого бы то ни было. А тут, прямо скажем, я даже сама не поняла, что это со мной такое странное произошло. И вроде бы я ничего такого не делала, а тихо цедила мартини и любовалась под звон бокалов мужчиной редкой красоты, улыбчивости и притягательности. Мне казалось, что я веду себя прилично. Да, собственно, так оно и было. Вот только… знаете, я где-то читала, что когда мужчина или женщина испытывают к кому-то симпатию, то они буквально всей кожей начинают вырабатывать какой-то гормон, способный привлечь объект. Подманить поближе. Вот и я сидела себе в своем уголке около главного врача, молчала в тряпочку, потягивала через трубочку раскрепощающее зелье, но мое тело уже автоматически изогнулось в соответствующей моим стремлениям позе. Мои губы сами собой стали мягче, краснее, влажнее, и уж не знаю что еще. И, конечно, гормон. Я вырабатывала его за все четыре года простоя. И ни одна мысль о том, что, может быть, я не права и не очень порядочно поступаю по отношению к Косте, не омрачила мою голову.
– Это наш новый окулист, – недовольным тоном сообщила Дина. – Подумаешь! Ну, просто красивый мужик.
– Боюсь, что не просто, – выдохнула я. Мне казалось, что от его коротких заинтересованных взглядов я разучилась дышать.
А он, конечно, уже заметил, почувствовал мой интерес. Хотя я его и старательно маскировала под вежливые улыбки, не обращенные ни к кому конкретно, и под рассеянный взгляд «я смотрю на всех, а вовсе не на вас».
– Алле? А Костя? Костя? – скандировала Динка.
Я растерянно оглянулась. Даже просто оторвать от него взгляд было для меня проблемой. Странно, что я не переспросила, кто такой Костя.
– Но я же не делаю ничего предосудительного, – совершенно искренне возмущалась я.
И в самом деле, чего они все ко мне пристали? Я сама не понимала, что со мной происходит, но, во всяком случае, никакого чувства вины не ощущала. Это уж точно. Что такого, если я в кои-то веки приметила мужчину, на которого мне хочется произвести впечатление? Мне уже сто лет не хотелось ни на кого производить это самое впечатление, включая и Костю, про которого я уже давно все знала и все понимала. То есть когда-то, четыре года назад, я так же трепетала от Костиных взглядов. И так же мучилась от неуверенности, пытаясь угадать, что он сделает и скажет. И когда. Но потом он сказал мне все те самые заветные слова, которые я так от него ждала.
– Дорогая, а не пожениться ли нам? – деловито предложил он.
Я, конечно, захлопала в ладоши и немного поломалась для приличия. Минут пять. А чего вы хотели, если я мечтала о Косте, не спала из-за него по ночам? А вдруг, если бы я принялась думать над его предложением, он бы снял его с повестки дня? Так что мы поженились, и я на самом деле была абсолютно счастлива, но потом… Потом все как-то обмельчало. И мне почему-то не кажется, что такие процессы происходили со мной одной. Видимо, любовь, как и все на свете, имеет некоторый срок годности. А после него она портится и протухает. Вроде бы вот она – твоя любовь, сидит на диване, читает газетку. И она тебе до сих пор дико дорога, как и все, за что ты дорого заплатила, но муж после окончания срока годности становится больше родственником, чем мужем. Как в какой-то момент вино становится уксусом. Кто сказал, что уксус плох. Тоже нужная вещь. Но это уже не вино.
