Книга Снафф - Чак Паланик

Пот собирается в капли.

Пот набухает бледными волдырями внутри латексных перчаток, надетых в два слоя. Известная хитрость. Мера предосторожности, позаимствованная из гейского порно: под обычный розовый презерватив надевают еще один, голубой, так что если в процессе анального секса член становится голубым, уже сразу понятно, что внешняя резинка порвалась. Двойная защита. Подлинный факт. В розовых перчатках поверх голубых — пальцы преют, пульсируют с каждым ударом сердца; пот собирается пузырями, пузыри перекатываются под латексной кожей, сливаясь с другими волдырями пота, сплавляясь друг с другом. Увеличиваясь в размерах. Скопившийся пот набухает жировыми комками на ладонях. Струйки пота текут по костяшкам, внутри латексных слоев, кончики пальцев надуваются воздушными шариками, мягкие и распухшие. Онемевшие. Потерявшие чувствительность.

Я не чувствую ничего. Только свой собственный пульс и пот, проникающий под кожу.

Латекс испачкан коричневым автозагаром. Испачкан оранжевым от картофельных чипсов и белым — от сахарной пудры или кокаина. Измазан красным — от денег, заляпанных соусом барбекю или кровью.

Я чувствую, как перекатываются водяные волдыри — когда мои пальцы обхватывают шариковую ручку или сжимают долларовую бумажку, волдыри устремляются к краю перчаток, к запястью, и вскрываются на руке, отчего руке мокро и горячо. Пот остывает и капает с локтя уже холодный.

Какой-то дрочила держит пятидесятидолларовую банкноту. Держит обеими руками, растянув ее в стороны. Его руки дергают банкноту, отчего она туго натягивается и издает тихий хлопок. Раз, другой, третий. Он, этот дрочила, стоит так близко, что мокрая головка его полового члена упирается мне в бедро. Нежный, как поцелуй. Крошечный стенобитный таран.

Еще пара хлопков, и я оборачиваюсь к нему. Делаю шаг назад. Опускаю глаза и смотрю на блестящую жилку секреций, протянувшуюся между моей ногой в джинсах и головкой его члена.

Дрочила кладет свой полтинник мне на планшет и говорит:

— Слушай, малышка. У меня всего час на обеденный перерыв.

Он говорит:

— Босс меня точно убьет…

Я пожимаю плечами. Вытираю влажные локти о пятна пота внизу на футболке.

Ключевое понятие наших дней — свобода воли.

Вы же не станете отрицать, что у каждого взрослого человека есть право на собственный выбор?

Эти задроты. Эти унылые онанисты. Достаточно только на них посмотреть — и даже не нужно уметь читать мысли. Взять, например, этого мальчика с охапкой роз. Сразу видно, что он представляет себя этаким Прекрасным принцем из сказки. Примчался на белом коне, чтобы спасти Касси Райт от ее трагической жизни, выбранной неправильно и неудачно. Он ее моложе в два раза. Думает, один поцелуй — и спящая красавица сразу проснется и разрыдается от благодарности.

Вот за такими страдальцами надо следить в оба глаза.

По протоколу гэнг-бэнга, еще с тех времен, как Анабель Чонг установила тот первый рекорд, мужчины-участники съемок ждут своей очереди, раздевшись практически догола. Мисс Чонг ужасно боялась маньяков с пистолетами или ножами. Боялась, что какой-нибудь психопатический святоша, получающий приказы напрямую от Господа Бога, убьет ее прямо перед камерой. Подлинный факт. И поэтому всем шестистам рукоблудам приходится ждать своей очереди чуть ли не с голыми задницами.

Еще одно ключевое понятие наших дней — свобода торговли.

Вы же не станете отрицать, что у каждого есть право по мере возможностей делать деньги и использовать личную власть?

Вы же не станете ограничивать человека в его стремлениях, чтобы уберечь от потенциального несчастья?

А как же профессиональные автогонщики? Или участники родео, объезжающие быков?

Эти дрыщи-рукодельники. Никто из них не удосужился прочитать и двух строк по теории феминизма, за исключением давно устаревшего бреда Андреи Дворкин. Никакой позитивной самооценки полов. Ничего, кроме цитаты из Наоми Вулф. Я оргазмирую, следовательно, существую… Нет, для них женщина — либо шлюха, которую надо трахать, либо заколдованная принцесса, которую надо спасать. Всегда — некий пассивный объект, предназначенный для достижения мужских целей.

Эти любители ручной стирки. Один машет мне, поднимает два пальца — средний и указательный, — и резко сгибает их по направлению к себе, как будто тут ресторан, и он подзывает официанта. Смотрю ему прямо в глаза. Подхожу. Этот страдалец приподнимает другую руку, разжимает кулак и демонстрирует сложенную в несколько раз пятидесятидолларовую банкноту. Деньги, мятые и лоснящиеся от масла, которым полит попкорн. Влажные от лимонада из банки. С жирным пятном красной помады на одном из краев. Страдалец кладет свой полтинник мне на планшет и говорит:

— Проверь свой список, красавица. Думаю, сейчас как раз моя очередь…

Откровенная взятка.

Официально считается, что у нас есть генератор случайных чисел. Чье число выпадает, того мы и зовем на съемочную площадку.

Достаю из заднего кармана флуоресцентную ручку. Провожу линию по банкноте — проверяю, фальшивая или нет. Поднимаю полтинник, смотрю на свет от экрана — есть ли магнитная металлическая полоса. Там, за развернутой банкнотой, задница мисс Райт извивается на экране.

Запихиваю полтинник под зажим на планшете, под верхний лист с именами. Записываю номер страдальца. Задрот 573. Под этим верхним листом — толстая стопка выровненных и разглаженных полтинников и двадцаток. Пара сотен. Нехилая пачка наличности.

Я считаю, мисс Чонг в совершенстве владела искусством «управления толпой». Это была ее идея: запускать мужиков на съемочную площадку группами по пять человек. Из каждой пятерки ее трахал тот, у кого первого встало. Каждая группа проводила на съемочной площадке по десять минут, и кто сумел, тот и кончил. И хотя у некоторых не вставало вообще, и они даже не прикасались к мисс Чонг, все равно вся пятерка шла в общий счет, в эти самые 251.