– Вы дали ей понять, что любите ее, уже тем, что защитили, не спрашивая никаких объяснений. Вы помогли ей уехать. Они с Джорджем были счастливы в Бостоне, и я уверена, что она скончалась умиротворенной.
– А если бы я велела тебе сейчас привезти ее дочек домой, в Англию, были ли бы они в безопасности?
– Нет. – Ответ Тэйлор был быстрым и уверенным. Помолчав, она сказала уже более спокойным голосом:
– Девочки должны расти на родине своего отца. Именно этого хотели и Джордж, и Мэриан. – И только не под опекой Малькольма, мысленно добавила она.
– А не могла холера унести и девочек? Мы ведь уже были бы в курсе, правда?
– Да, это было бы уже известно. Они здоровы и в полном порядке, – заявила Тэйлор, стараясь быть как можно более убедительной, и быстро произнесла про себя молитву. Ей так хотелось, чтобы это было правдой! Трагическую новость о смерти Джорджа сообщила в письме няня девочек, миссис Бартлсмит. Она совсем не была уверена, что Джордж умер именно от холеры, а так как врач отказался прийти в дом к покойному из боязни заразиться столь опасным заболеванием, никто до конца не знал истинной причины его смерти. Во все время болезни Джорджа няня не допускала детей к отцу. Она оберегала их по мере своих сил. Господь уже прибрал Мэриан, а теперь и Джорджа, не может же Он быть так немилостив, чтобы унести и двухгодовалых малюток. Об этом было страшно даже подумать.
– Я верю тебе, Тэйлор. – Голос Мадам звучал теперь утомленно.
– Спасибо, Мадам.
– Разве я не оберегала тебя, пока ты росла и взрослела?
– О да! – вскричала Тэйлор. – Все эти долгие годы вы защищали и опекали меня.
Несколько минут обе молчали. Потом леди Эстер сказала:
– Готова ли ты уехать из Англии?
– Да, готова.
– Бостон на другом конце света. Рассказывай малюткам обо мне только хорошее, даже если тебе придется кое-что придумать. Я хочу, чтобы обо мне вспоминали с любовью.
– Разумеется, Мадам.
Тэйлор изо всех сил старалась не расплакаться. Она посмотрела себе на руки и несколько раз глубоко вздохнула.
Леди Эстер, казалось, не замечала состояния внучки. Она еще раз подробно рассказала о деньгах, которые перевела в банк в Бостоне. Голос ее был совсем слабым и усталым, когда она закончила свои наставления.
– Как только сэр Эллиотт вернется, он объявит, что я снова чудом выкарабкалась. Может, он и глуп как пробка, но хорошо знает, чей хлеб ест. А ты поедешь на бал и будешь делать вид, что все прекрасно, как всегда. Ты будешь смеяться. Ты будешь улыбаться. Ты будешь радоваться моему крепкому здоровью. Ты не уйдешь, пока часы не пробьют полночь. Никто не должен знать, что на рассвете ты уезжаешь. Ни одна душа.
– Но, Мадам, теперь, когда вы так больны, я думала, что побуду здесь с вами.
– Нет, ты ничего подобного не сделаешь, – отрезала бабушка. – Ты должна уехать из Англии, прежде чем я умру. Мой брат Эндрю составит мне компанию, пока я жива. Я не останусь одна. Малькольм и остальные узнают о твоем отъезде, когда ты будешь уже в открытом море. Не возражай мне, Тэйлор. Ты просто обязана дать старухе умереть спокойно.
– Да, Мадам. – В голосе девушки послышалось рыдание.
– Ты плачешь?
– Нет, Мадам.
– Не выношу слез.
– Да, Мадам.
Бабушка удовлетворенно вздохнула:
– Я приложила массу усилий, чтобы отыскать такого, как надо. Ты ведь это знаешь, Тэйлор? Ну конечно, знаешь. Так вот, есть еще один документ, который нужно подписать и заверить. Последнее дело, за которым я должна проследить. Потом я найду умиротворение.
– Я не хочу, чтобы вы умирали.
– Не всегда мы имеем то, что нам хочется, юная леди. Помните об этом.
– Да, Мадам.
– Вели Томасу привести сюда гостей, которых он спрятал в маленькой гостиной. А потом приходи и встань рядом со мной. Я хочу видеть, как ты подпишешь бумагу, прежде чем я ее заверю.
Тэйлор встала.
– Вы не передумаете?
– Нет, – ответила бабушка. – А ты не передумаешь?
В резком, отнюдь не шутливом тоне ее голоса слышался вызов. Тэйлор заставила себя улыбнуться.
– Нет, я не передумаю, – отозвалась она с такой же силой.
– Тогда поторопись, Тэйлор. Время уходит зря, а оно, видишь ли, мой враг.
Тэйлор направилась к двери, соединяющей спальню и соседнюю маленькую гостиную. Она прошла уже полкомнаты, когда вдруг остановилась.
– Мадам!
– Что тебе?
– Пока Томас не привел всех… мы ведь не сможем остаться больше наедине, и я… можно мне…
Она больше ничего не сказала. И не было в этом нужды. Бабушка сама прекрасно поняла, о чем просит внучка.
В комнате раздался громкий вздох.
– Ну, если нельзя иначе… – проворчала старуха.
– Благодарю вас.
– Говори, Тэйлор.
– Я люблю вас, Мадам. Всем сердцем люблю.
* * *
Он не мог поверить, что сделал это. Проклятье, чуть было не сорвал все дело. Он с отвращением встряхнул головой. «Каким же надо быть человеком, чтобы заставить одного брата купить свободу другому? Настоящим ублюдком, вот кем, – подумал он про себя, – настоящим су…»
Лукас Майкл Росс отогнал прочь эти яростные мысли. Что сделано, то сделано. Мальчик свободен и готов начать новую жизнь. Это главное. А этот сукин сын, наследник семейного состояния, в конце концов, свое получит. Что до Лукаса, то ему наплевать, сгниет или будет процветать в Лондоне его старший сводный братец.
Но гнев его не проходил. Лукас прислонился к колонне неподалеку от ниши и наблюдал, как по мраморному полу великолепной бальной залы перед ним кружатся пары. Рядом с ним стояли друзья его брата, Моррис и Хэмптон. Оба были титулованными особами, но он не мог вспомнить, какие именно титулы они носили. Молодые люди были увлечены горячим спором о достоинствах и недостатках капитализма в Америке и о том, почему он все равно обречен на неудачу. Лукас делал вид, что ему интересно, изредка поддакивал, а в основном игнорировал и этих двоих, и их спор.
Это был его последний вечер в Англии. Не было желания наслаждаться им, хотелось поскорее его закончить. Лукас не чувствовал особенной привязанности к этой унылой стране и на самом деле не мог до конца понять людей, которые решили обосноваться здесь. После Америки, где он жил на диких просторах, почти не тронутых цивилизацией, Лукас никак не мог представить себе, что кто-то намеренно выбирает Англию. Он находил, что большинство ее жителей такие же напыщенные и вычурные, как их руководители и их памятники. У него вызывали отвращение теснота, бесконечные дымовые трубы, серо-черная пленка, висевшая над городом, безвкусица женщин и чопорная суетливость мужчин. В Лондоне он всегда чувствовал себя, как в тюрьме или в клетке. Ему вдруг вспомнился танцующий медведь, которого он однажды в детстве видел на сельской ярмарке в окрестностях Цинциннати. Зверя нарядили в мужские шаровары, и он танцевал на задних лапах – все время вокруг своего хозяина, который направлял его, держа за длинную тяжелую цепь, надежно закрепленную на шее медведя.
