Ее долгое время беспокоило то, что муж очень много работает и сильно устает. Этим утром он выглядел настолько плохо, что Хелен даже посоветовала ему сменить работу. Эти слова ему не понравились. Он швырнул кофейную чашку на стол с криком:
С этими словами он выскочил из-за стола, и его завтрак остался нетронутым.
Хелен все еще переживала из-за этого случая, когда на кухню пришел Билли и увидел сэндвич, который она приготовила ему в школу.
– Фуу-уу-у-у! – скривился он. – Опять вонючий старый сыр! Ты никогда не даешь мне ничего хорошего. А другие матери делают своим детям вкусные бутерброды!
У Хелен при этих словах в душе все перевернулось.
– Не говори мне о других матерях, – прошипела она. – Если я тебе не нравлюсь, поищи себе другую мать. На тебя согласится не каждая! И мне нет дела до того, съешь ты этот бутерброд или нет! Не нравится, ходи голодным!
Билли бросил бутерброд на пол, пинком открыл дверь и весь в слезах убежал в школу.
Хелен долго сидела на кухне, глядя на растоптанный бутерброд. В ее ушах снова и снова звучали ее собственные слова. «На тебя согласится не каждая…», «Мне нет дела до того, съешь ты этот бутерброд или нет…» И голос Джека: «Прекрати мной командовать!» Она чувствовала себя плохой женой, отвратительной матерью – словом, полной неудачницей.
А в другой раз Кэтрин, которая не жаловалась на свои отношения с Дианой, рассказала нам нечто совершенно невероятное.
В течение нескольких недель Диана постоянно жаловалась на «злых» учителей французского и математики, которые ее «ненавидят». Кэтрин слушала с сочувствием, однако потом решила, что, скорее всего, это лишь детские фантазии. К чему бы учителям ненавидеть девочку? Но в глубине души поселилась тревога. Может быть, Диана снова стала «трудным ребенком»? Может быть, появились новые проблемы? Может быть, учеба ей не дается?
А потом стали приходить записки от педагогов. Диана «не подготовилась к уроку», «была невнимательной», «отказалась работать самостоятельно».
Кэтрин сразу же позвонила в школу и встретилась с обеими учительницами. Обе сказали, что ее дочь – очень умная девочка, вполне способная учиться на отлично. Успокоенная Кэтрин вернулась домой и сказала Диане, что та ошибается. Учителя высоко ее оценивают, и ей следует приложить больше усилий к учебе.
Через месяц были выставлены оценки. Диана получила плохие оценки по французскому и математике. Кроме того, пришла новая записка из школы: «постоянно мешает ученикам заниматься».
Кэтрин была в ярости. «К черту психологический подход, – подумала она. – Я изо всех сил старалась и потратила на это слишком много времени. Теперь же ей самой придется все исправлять». Она сказала Диане, что та – неблагодарная девчонка, которая оговаривает учителей, изо всех сил старающихся ей помочь. Она сказала, что ей стыдно ходить в школу и признаваться, чья она мать. Она сказала, что больше не станет ей помогать. Теперь дело Дианы – утонуть или выплыть. Диана холодно посмотрела на мать и вышла из комнаты.
Разъяренная Кэтрин последовала за ней.
– И не думай, что ты можешь просто отвернуться от меня! – кричала она. – Ты пожалеешь, если это случится снова! Не думай, что я не скажу об этом отцу. И не рассчитывай на общение с подружками в следующем месяце!
В тот момент Кэтрин не сомневалась, что поступает справедливо. Диана сама напросилась, разве не так? Может быть, жесткий разговор приведет ее в чувство.
А потом наступило раскаяние: «Что я наделала? За тридцать секунд я пустила псу под хвост месяцы собственных усилий по налаживанию отношений».
Я слушала обеих женщин с состраданием, но в то же время и с клиническим интересом. Мне было жаль их, но я прекрасно понимала, в чем дело.
Каждую заставили взорваться конкретные факторы. Во-первых, тревога. Произошел инцидент или серия инцидентов, и женщин охватил страх. Трудно действовать трезво, когда терзаешься страхом.
Тревога Кэтрин сбила ее с толку. Она стала бояться, что ее дочь превратится в двоечницу. И Кэтрин забыла об усвоенных навыках. Взрыв был почти неизбежен. Она категорически отвергла чувства дочери и еще больше усугубила проблему, заявив, что Диане нужно больше заниматься, и продемонстрировав тем самым полное отсутствие уверенности в ее силах. Кому захочется меняться после таких слов?
Второй фактор, который спровоцировал взрыв, не был связан с ребенком – разве что в самой малой степени. Внешняя напряженность привела к чрезмерной реакции. Хелен набросилась на сына под влиянием конфликта с мужем. В обычных обстоятельствах она легко справилась бы с недовольством Билли. Я так и слышу ее слова:
– Послушай-ка, мне неприятно, когда меня сравнивают с другими матерями. Если тебе не нравится бутерброд, то и говори о бутербродах!
В эту минуту я почувствовала себя невидимкой. Мне показалось, что даже в таких сложных обстоятельствах, под влиянием тревоги и внешней напряженности, я бы знала, что делать. Но я забыла о третьем факторе – об абсолютно ненормальной реакции на проблему, которая повторяется изо дня в день и не находит решения. Ли раздражало то, что сын забывает надевать брекеты, Мэри – то, что ее мальчик снова убежал гулять на улицу, а меня – то, что Дэвид снова подрался с братом.
Я увидела, как Дэвид швырнул в Энди ножницы, которые лишь чудом не попали тому в глаз, и буквально взбесилась. Я набросилась на Дэвида и стала колотить его изо всех сил. Потом я швырнула его на постель и закричала:
– Чего ты добиваешься? Хочешь убить брата? Хочешь выбить ему глаз? Рядом с тобой никто не может чувствовать себя в безопасности! Ты – чудовище.
Неожиданно я почувствовала резкую боль в пальце. Он распух и посинел. Наверное, я повредила кровеносный сосуд.
