После рассказа Чичероне мы долго не можем прийти в себя. А когда приходим, снова оглядываем стены гостиной.
— Это не маски, — быстро говорит Чичероне.
— Нет, что вы! — улыбается Чичероне. — Это мои собственные произведения. Я несколько раз был в гостях у достопочтенного Ашанти, жил в его королевской хижине и даже с его высочайшего разрешения делил ложе с его женой. Разумеется, меня несколько раз приглашали принять участие в военных действиях. Сколько скальпов я пересушил! А сколько врагов пришлось съесть! Вы не поверите, но сейчас я чувствую просто исполинскую силу!
На этих словах Мурка давится пирожным. Крошки вылетают у нее изо рта и рассыпаются по персидскому ковру. Мышка падает в обморок. Голова ее стукается об пол, ноги разъезжаются, юбчонка задирается и на белый свет во всей своей неприглядности вылезают штопаные колготки.
Я вскакиваю и начинаю метаться по комнате. Бежать! Бежать отсюда немедленно!
Чичероне тихо смеется.
— Ну, какие же вы, право, глупые! О, как легко напугать белую женщину! Не бойтесь, прекрасные русские синьоры! Одно дело — Африка, и совсем другое — Европа. Разве в Европе я могу позволить себе маленькие лакомства? А хотите, я покажу вам Венецию? Настоящую Венецию! Такую, куда не заглядывал ни один турист. Вот, глядите!
Чичероне быстро вытаскивает откуда-то рулон с картами, раскладывает их на столе и начинает чертить какие-то стрелки, ставя возле каждой крошечные цифры.
— Не обращайте внимания, — говорит он, заметив наши взгляды. — Это километраж. Гонорар я не беру. Мне достаточно наблюдать за эмоциями клиентов. — И он начинает водить пальцем по карте. — Вот здесь находятся лучшие гей-клубы, а тут — подпольный дворец местного наркобарона. Раз в месяц там устраиваются великолепные приемы. Вход — по индивидуальным приглашениям. Могу устроить. Вот в этом палаццо — казино, где играют навылет. Проиграешь — вылетаешь из окна. Между прочим, с шестого этажа. А вон в том — русская рулетка. Это вам должно быть близко. Вот тут можно посмотреть бои без правил. Тот, кто не может вовремя отдать денежный долг, помещается в каменный колодец, куда в специальной люльке спускается дикий уссурийский тигр, некормленый ровно семь дней. Если победишь тигра, долг списывается. А вот клуб брошенных женских сердец. Дамочки разыгрывают неверных мужей в карты. Того мужа, которого проиграли, раздевают догола и хлыстом… Куда же вы, куда? Прекрасные синьоры!
ЭПИЛОГ
Я не помню, как мы выскочили из дворца Чичероне и добежали до отеля. Я не помню, как мы побросали вещички в чемоданы. Я даже не помню, как орала Мурка, что мы забыли у Чичероне ее рюкзак и она осталась в чужих мужских брюках, хотя обычно бурно реагирую на ее крики. Я не помню, как мы легли спать и как наутро проснулись. И как прощались с Чиполлино, я тоже не помню.
Я очнулась в такси по дороге в аэропорт. Мы ехали в полном молчании под мерные всхлипывания Мыши.
— Прекрати! — сказала ей Мурка. — Нечего реветь! Все уже позади!
Но Мышь зарыдала еще пуще.
— Я так… — захлебывалась она. — Я так хотела повидать уссурийского тигра! И прием! Великосветский прием у наркобарона! Я на таких ни разу не была! А вы меня утащили! И еще он мне шепнул на ухо, что кожа на креслах тоже его врагов! Я никогда не сидела на коже врагов!
Мурка ткнула меня в бок и покрутила пальцем у виска. Но тут мы прибыли в аэропорт.
После нашего приезда в аэропорту на паспортном контроле образовалась жуткая очередь. Что-то у них там в компьютере сломалось, и они никак не могли найти Мышкину фамилию. Мышь очень гордилась тем, что создала ажиотаж на международных авиалиниях и все обращают на нас внимание. Мурка, напротив, ужасно нервничала, подпрыгивала на месте и заглядывала куда-то за угол. Там, по ее мнению, находилась будочка с кассой, где нам должны были выдать компенсацию за кольца. Мурка у нас такая — Мурка у нас не жадная, но своего не упустит. Если ей что-то полагается, можно свободно умереть рядом, но она это получит.
Пропихнув Мышку через паспортный контроль, мы со всех ног несемся к кассе, на ходу сдирая кольца. Мы суем кольца в окошко. Мы судорожно просовываем туда чеки. Мы кричим: «Скорей! Скорей! Самолет уже летит!» — хотя без нас он никуда не улетит, и мы это прекрасно знаем. Но кассирша не спешит. Она внимательно разглядывает наши кольца, хмыкает и сует их нам обратно.
— Что такое! — верещит Мурка. — Вот наши чеки!
— А вот ваши кольца, — невозмутимо отвечает кассирша.
— А деньги? — интересуется Мурка.
Кассирша разводит руками, дескать, no money, дорогие русские синьоры! Мурка готовится к длительному скандалу. Это видно по ее лицу.
— Спокойно, Мура! — говорю я и отодвигаю ее от кассы. — В чем дело, голубушка? — обращаюсь я к кассирше. — Где наши деньги?
— Ни в чем, милочка! — отвечает кассирша. — Денег не будет.
— Почему?
— Потому что… Посмотрите, что вы мне даете!
Я смотрю. Я смотрю на три наших кольца — ободок красный, ободок желтый, ободок белый. Я смотрю и не вижу ободков. Нет, ободки как раз на месте. Я не вижу ободка красного, ободка белого и ободка желтого. Я вижу серо-бурую грязную исцарапанную металлическую массу. Это наши замечательные золотые колечки.
— Девочки! — шепчу я в полном ужасе. — Они полиняли!
Мурка берет одно кольцо. Мышка берет другое. Мы подносим их к глазам и внимательно рассматриваем. Мурка пробует свое на зуб. Мышка остервенело трет свое пальцем. Ничего не выходит. Золото почему-то не возвращается.
— Полинять не полиняли, но облезли здорово! — говорит Мурка.
— Нас надули, да? — робко спрашивает Мышка.
— Надули, Мышь, надули, — утешаю я ее. — Плакал твой подарок Джигиту. Пошли, а то на самолет опоздаем.
На самолет мы не опоздали. Мы нашли нужный выход на поле, и нужный автобус, и нужный самолет, и даже нужные места. Мы благополучно сели и пристегнулись ремнями безопасности. Только Мурка ерзала в кресле. Она ерзала и так, и эдак, вставала, садилась, вертелась и кряхтела.
— Ты что, Мура? — спросила я.
— Они тут совсем с ума посходили! — проворчала Мурка. — Место экономят!
— Не влезаешь, что ли?
Мурка прокряхтела что-то невразумительное.
— Это не место экономят, это, Мура, макароны дают себя знать.
Но Мурка не обратила на мое справедливое замечание никакого внимания. Она подняла подлокотник между собой и Мышкой и уткнулась в Мышь толстеньким бочком. Впрочем, это ее тоже не устроило.
— Ты вот что… — сказала она. — Ты давай… это… к Мопси пересаживайся. А то мне тесно.
Мышка задохнулась от возмущения и, кажется, впервые попыталась дать Мурке надлежащий отпор.
