Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
Я понимал, что Мамочка сейчас в соседней комнате, как и я, смотрит в телефон и читает то же самое. Плачет, наверное. За стенкой было тихо. Она не будет громко плакать, чтобы я не услышал и не расстроился.
Предупреждаю сразу – это сон.
– Мамкин! Ты почему без сменной обуви?! – Голос был мягкий, но я все равно мысленно заметался.
Это была учительница начальных классов.
– Я тебя хорошо помню, Андрюша, – сказала она, – ты был хорошенький, как куколка. Плакал, когда читали книжку про птичку… про зяблика. Помнишь, как зяблик замерз?..
Она смотрела на меня ласково, словно я все эти годы не переставал страдать из-за замерзшего зяблика.
– Ну что, Мамкин, работать к нам?..
Глупый вопрос, не поступил же я снова в первый класс.
– Почему такой несчастный вид?.. Веселей, Мамкин! Научись управлять лицом. Учитель должен быть счастливым, иначе ученики решат, что ты неудачник. Вот посмотри на меня: я мечтала о школе, и я всю жизнь в школе. Ладно, Мамкин, не забудь составить списки.
Не понял, чего именно списки, но понял, что я в Аду.
– Ах, какой у нас тут красавец! – Мимо нас прошла девушка, очевидно молодая учительница. Могла бы не называть коллегу красавцем. Она симпатичная, но, на мой вкус, слишком крупная.
– Я не учительница, я школьница, – пояснила девушка в ответ на мои мысли.
Я бы такую развитую школьницу отдал замуж, не задумываясь, чтобы не смущала педофилов.
Школьница улыбалась, я начал улыбаться в ответ, но вовремя вспомнил о своей цели. Мамочка спрашивала, поставил ли я себе цель на год. Я поставил. Моя цель – чтобы меня не обвинили в сексуальных домогательствах в этом учебном году.
– Вас срочно вызывают к директору, – сказала школьница.
Первая мысль любого человека, которого вызывают к директору, это «что я сделал?» и «где мамочка?».
В кабинете Директриса. Она сверхчеловек – нереально быть такой стройной, собранной, светской, красивой, холодной, доброжелательной, пугающе приветливой, с железной волей.
– Возьмете первый класс, – сказала Директриса.
– Я?.. Почему? Как первый класс?! Я не могу первый класс, меня же засмеют, и я очень плохо отношусь к детям, и вообще учитель-мужчина в младших классах – это зашквар…
– Никакого сленга в этих стенах, – сказала Директриса, и я вытянулся и ответил «есть!». – Учительница первого «Б» сломала ногу. У вас университетский диплом. У вас диплом, у нее перелом. Понимаете?
– Первый класс – это просто жесть.
– Я сказала, никакого сленга. Вести первый класс – мужская работа. Вы знаете, какую радость испытывает учитель, когда ребенок научился правильно писать букву «Р»?
– Нет. Но…
– Никаких «но». Вы ведь понимаете, что мы взяли вас по просьбе вашей мамочки? Можете приступать. Методические материалы возьмете у секретаря.
Директриса проводила меня до дверей кабинета.
Придется мне идти в первый класс. Сейчас, как зайка, возьму методические материалы и пойду. Надеюсь, никто не узнает, что Андрей Мамкин – учительница первого класса.
… – Прикинь, это вообще пипец!.. Он такой красивый! В школу приехал знаешь на чем? Угадай! Учитель первого класса рассекает на «рендж ровере»! Прикольно?.. – услышал я голос в приемной.
Ага, зашибись как прикольно! Чертова секретарша не могла даже подождать, пока я выйду, бросилась сплетничать. Вот кому она звонит, кому?.. На радио, в газеты? На телевидение? Необходимо соблюдать спокойствие, быть ироничным и независимым, и тогда никто… тогда все… Что тогда все?.. При наличии соцсетей избежать огласки будет невозможно. Все будут надо мной смеяться, и тут уж ничего не поделаешь.
В приемной меня встретила Мамочка и сразу же прошла в кабинет директора. Я остался в приемной и все услышал.
– Он читает на переменах, на уроках, на скамейке на физкультуре! – сказала Директриса. – Он не отвечает на вопросы учителей, даже на вопрос «У тебя что-нибудь болит?». Ему тринадцать лет, а он смотрит на учителей с выражением «о чем нам разговаривать?». Мы его отправляем учителем в первый класс за высокомерие. За высокомерие и за двойки.
Мамочка объясняла директору, что у меня необыкновенные способности, поэтому я не могу быть учителем первого класса, а должен продолжить учебу в школе и поступить в университет.
Директриса отвечала: «Те, у кого необыкновенные способности, давно уже победили во всех олимпиадах и в тринадцать лет учатся в университете». Тон был презрительный. Наверное, в ее кабинете многие кричали, что их ребенок так плохо учится, потому что он способный.
Мамочка вышла из кабинета, в дверях кабинета обернулась и сказала:
– Мой ребенок – лучший, а вы холодная стерва, вы войдете в историю только потому, что выгнали его… Вы Дантес. Дантес известен всему миру как убийца Пушкина, иначе о нем никто бы не вспомнил.
– Да? Я Дантес? А ваш сын Мамкин считает себя интеллектуалом, а сам?! Куда он пойдет без образования?! Рабочим на съемки – он там камеру разобьет, продавцом в книжный магазин – его уволят за чтение книг в подсобке, он даже риелтором не сможет быть, ему придется самому платить за сделки! Вы еще придете и попросите, чтобы мы взяли его учителем в первый класс, а мы не возьмем!
– Я не приду и не попрошу, я известный писатель и уж как-нибудь смогу прокормить своего ребенка. С моей стороны будет не по-дружески выбросить его на рынок труда на съедение львам, – гордо сказала Мамочка.
Мамочка вышла из кабинета директора и заплакала. Плакала и приговаривала: «А ведь ты мог бы… Ты мог бы…»
Я понимал, что она плакала не оттого, что ей пришлось унижаться. Наяву я знаю, что она тысячу раз могла бы унизиться ради меня. Но во сне я удивился. Она плакала от несбывшихся надежд: я, такой способный, не победил на всех олимпиадах, не учусь в тринадцать лет в университете. Я видел, что у нее дрожат руки, и губы трясутся, но мне было все равно. Это был какой-то другой я.
Мамочка развернулась и вошла в кабинет директора и начала уговаривать ее принять меня обратно. Она, такая гордая, просила, унижалась, ради меня напяливала на себя эту просительную маску. Как гордый волк, который напяливает маску козы ради спасения своего волчонка, чтобы волчонок получил аттестат и поступил в вуз.
В кабинете то была полная тишина, то раздавались звуки разговора, потом опять молчание, потом будто кто-то упал. Мамочка вышла из кабинета и сказала: «Все в порядке, иди на урок». А у самой губы дрожат и глаз дергается.
– Скажи мне, чего ты хочешь? Тебе ведь уже тринадцать лет, у тебя должна быть цель в жизни! – крикнула она вслед.
– Ничего. Я ничего не хочу. Я никогда ничего не захочу.
– А я больше не буду писательницей. Не буду писать свой тридцать седьмой роман.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52