— Пожары уже начались. — Имоджен смотрела в сторону гавани, над которой поднимались столбы черного дыма. Горизонт заволокло дымкой, липнущей и к седьмому чуду Древнего мира, Александрийскому маяку. Фар разглядел даже статую Посейдона на его макушке, хотя между кораблем и маяком лежала добрая половина города. Бог пронзал небо своим трезубцем, пытаясь вставить его истекать лазурью.
— Мы опоздали? — Из всех забот Фара эта, громадная сама по себе, тревожила его в наименьшей степени.
— Пламя еще не достигло причалов, — ответила Элиот, расправляя складки своей столы. — Время у нас есть.
В кои-то веки.
Фар отряхнул свою тогу.
— Как я выгляжу?
Его кузина держала Шафрана на руках, чтобы тот не сиганул в Древний Египет. Прижимая к груди красную панду, она окинула наряд Фара внимательным взглядом.
— Эпохально.
Прия подошла ближе. Прижалась плечом к плечу, щекой к щеке.
— Будь осторожен. Твоя жизнь дороже нескольких бумажек.
У двери, за порогом которой горел город, она поцеловала его, и оба замерли, обвив друг друга руками. Фар забыл о едком запахе гари с привкусом пепла. На секунду весь мир сосредоточился в ней, только в ней. Даже оторвав губы, Прия медлила, их ресницы почти сплелись.
— Может, вы уже смоетесь отсюда? — Имоджен выглядывала в люк, и ее волосы радужно переливались на солнце. — Дыма с каждой минутой становится все больше.
Фар повернулся к Грэму.
— Бдительность!
— Бдительность. — Они кивнули друг другу — по-мальчишески быстро и коротко. — Удачи, Фар.
Обычно капитан подсмеивался над символическими напутствиями: удача для тупиц, я сам хозяин своей судьбы! Но сегодня, видя перед собой воюющий город, он только стиснул зубы. Имоджен говорила правду, дыма прибавлялось, он густел, как грозовая туча. На черепичные крыши уже падали хлопья пепла. Снег пустыни.
Приходилось поторапливаться.
Три, два, один. К заданию «Спасение рукописей из ада» приступить.
Экипаж рассредоточился: Имоджен с Грэмом остались за своими рабочими консолями, Прия ждала возле люка, чтобы запереть. Элиот первой ступила на улицу, и ее парик затрепетал на горько-соленом ветру. Фар последовал за девушкой в направлении царского квартала Александрии — на северо-запад, где дым валил гуще всего. Манера движения Элиот напоминала бег крысы в лабиринте — та прокладывает курс по памяти, с автоматической точностью срезая углы, отыскивая невидимые для глаза боковые переулки, полагаясь на нюх, а не на зрение.
Синкретическая красота города — все эти египетские статуи вдоль классических греческих зданий — сливалась в одно туманное пятно. Они успели отбежать достаточно далеко от «Инвиктуса», когда Имоджен наконец приготовилась вести их дальше.
— В Гадес провалились? Вы где, ребята?
— Это ты мне скажи! — Слава Кресту, римляне использовали подштанники, потому что Фар, хотя и ненавидел тесные панталоны, не любил ходить без трусов. Особенно в просторной тоге. И особенно — особенно — если приходится бежать.
Они мчались мимо почти новых изваяний древних богов, и пыль лизала им пятки. Мимо колесниц, запряженных лошадьми. Мимо покрытых иероглифами колонн. Мимо римского центуриона при всех регалиях. Вот ради таких ощущений Фар и путешествовал. От гонки через чужой век, резких воинственных криков, незнакомых лиц вокруг его охватывало радостное возбуждение. Чувствовала ли Элиот нечто подобное — дрожь от того, что они там, где им не следует быть, от времени, прогибающегося под их шагами?
Она остановилась. Фар сделал то же, хотя все его существо рвалось вперед.
Оказывается, они уже достигли библиотеки.
Как и многие другие здания в Александрии, библиотеку выстроили в стиле, прославляющем и греческих правителей, и благодатную землю Египта. Величественные колоннады охранялись еще более величественными сфинксами. Ступени вели во внутренний двор, образованный симметричными выступами главного здания. Великолепие трехэтажного сооружения удваивалось за счет отражения в бассейне.
Сегодня этим видом можно полюбоваться в последний раз. Величественное здание и кое-что из собрания рукописей переживут пожар, но оно никогда не будет прежним. Наступал закат старой славы, миг перед гибелью.
Имоджен видела все это на экране и испытывала те же чувства.
— Какая красота…
Дым валил сильнее, словно дыхание дьявола над плечом. Погибель, восстав, шла скорыми шагами. Элиот даже не посмотрела на приближающуюся стену огня. Хлопья пепла, которые должны были оседать на ресницах, скользили по щекам. Глаза ее буравили поверхность водной глади в бассейне, колонны, дверные проемы, словно отыскивая что-то…
Мы ищем вместе, напомнил себе Фар.
— Давай по-быстрому. Ты находишь «Вавилонскую историю» Беросса, я отправляюсь за Сафо. Встречаемся здесь через пять…
— Сафо моя! — Элиот уже бежала вверх по лестнице, мимо толпы сухопарых, ученого вида мужей, собравшихся во внутреннем дворе. Наблюдая за вздымающейся стеной дыма, они не заметили ее.
— Вперед, команда! — бормотала Имоджен. — Будем считать, «Вавилонская история» у нас в кармане. Тебе надо идти направо. В юго-восточный угол. Старайся не столкнуться с библиотекарями. Заметь, большая часть из них в хитонах. Начинаю жалеть, что выбрала тогу.
Элиот уже достигла главного входа, и отверстый проем поглотил ее. Фар топотал по ступенькам мимо зевак, жалея, что он не невидимка. И снова в победителях огонь. Почему они просто стоят и смотрят? Почему ничего не делают? Может, не знают, что делать перед лицом такого бедствия. Это чувство было знакомо Фару, он сам оказался между нескольких огней — амнезией, Элиот, заботой о сохранении корабля и выполнением этого плохо подготовленного задания.
Шаг за шагом, шаг за шагом. Пересечь двор, пройти к двери, попасть в библиотеку.
Потоки мглистого молочно-белого света проникали в оконные проемы, добавляя величественности интерьерам здания. Хотелось остановиться и задержать дыхание. Множество богов — греческих, египетских, живописных и резных — стояли между колонн, охраняя книги, которые они уже не могли спасти. Имоджен говорила, что в собрании библиотеки почти полмиллиона свитков. Цифра казалась правдоподобной, на экране тогда высветился ряд нулей. Только сейчас, задрав голову и обводя взглядом бесконечные ряды полок, Фар понял, как это много. Запах папирусов ошеломлял. Сколько же их тут, исписанных чернилами, плотно скатанных, уложенных на полки с ромбовидными ячейками. История, поэзия откровения философов, эпические поэмы, как много тысячелетий прогресса…
И все это вот-вот сгорит.
— Направо, — напомнила Имоджен.
Шаги даже не отдавались эхом от каменного пола, настолько велико было помещение. Он прошел мимо изваяния Анубиса — заостренные уши, собачьи клыки, туловище человека — и побежал вдоль полок. Оказалось, он здесь не один. Нашлись люди, отреагировавшие на дым, как на предупреждение; они отчаянно пытались спасти что удастся, набирая на руки столько свитков, сколько могли унести. Оставалось надеяться, что «Вавилонская история» лежит на полках достаточно высоко и никто из случайных посетителей ее не ухватит.
